Путешествие в молодость

Поляков Эдуард Павлович

— Чего так долго? — недовольно буркнул я.

— Так это. Два часа ночи же. Спят все, — попытался оправдаться абориген, размахивая перед моим носом мятой полторашкой с мутной жидкостью.

— Спят они. Время детское ещё, — продолжал ворчать я. — Хорош свистеть, фару давай откручивай.

— Зачем? — растерялся парень.

— Вот молодо-зелено, — повторно процитировал я опытного персонажа из любимой компьютерной игры.

Смерив нового знакомого пристальным взглядом и поняв, что тот не шутит и реально надеется, что я достану из своего рюкзака пластиковые стаканчики, снова

сплюнул под ноги.

— Отвёртка есть? — поинтересовался я.

— В бардачке была, кажется.

— Доставай.

Озадаченный парень извлек из мотоциклетного бардачка видавшую виды отвертку и с непонимающим видом протянул её мне.

— Учись, пока я жив, — попытался схохмить я и принялся выкручивать болты, удерживающие плафоны поворотников.

— А что так можно было? — удивленно протянул парень, когда я протер желтые плафоны и плеснул в них по трети самогона.

— Ты, правда, не знал что ли? — натурально охренел я. Культурными словами тут, реально, не опишешь моё удивление.

— Неа. А запить есть чем? Я не могу без запивки.

Пришлось лезть в рюкзак и доставать бутылку тёплой минералки.

— Держи. Лечебная. Пагубный эффект самогона нейтрализует, — заговорщицки улыбнувшись заверил я. — Будем. Я, кстати, Санёк.

— Матвей, — представился собеседник и лихо запрокинув голову уверенно влил в себя жидкость из импровизированного стакана.

Наблюдая за дальнейшим видоизменением юношеского лица я испытал весь каскад ощущений и непрерывную череду флешбеков. Начавших уже надоедать.

— Да ты что творишь? Да кто ж так пьет, то? — возмущался я, когда Матвей принялся полоскал рот минералкой.

Малой с непонимающим видом и полным ртом воды в непонятках уставился на меня.

— Показываю в первый и в последний раз, — пафосно провозгласил я на всю округу. — Наливаем в походный стакан топливо марки “С”, и берём его в правую руку. В левой у нас бутылка с запивоном. Делаем маленький глоток запивки и держим это всё во рту. Потом резко вливаем в рот самогонку и только потом, насладившись гаммой вкусов, глотаем наш коктейль. Ведь только таким образом ты почувствуешь изысканные нотки дуба, которого можно дать, если перебрать с самогоном Бычихи, — переиначив любимый мем, напутствовал я. — Теория окончена, приступаем к практической части.

Матвей с неподдельным интересом наблюдал, как я, соблюдая весь описанный ритуал сельского алкогольного возлияния, совершенно не поморщившись влил в себя всё содержимое импровизированного стакана.

— Слабо? — поинтересовался я, шаря по карманам в поисках зажигалки.

— Н н не знаю, — проблеял юноша. — П п п попробуем.

Паренек тщательно повторил за мной все действия.

— Молодца, — резюмировал я, вырывая из рук Матвея бутылку с остатками минералки. — Но запивон экономить нужно!

— А так и вправду круче, — радостно улыбаясь заверил новый знакомый. — А ещё чему нибудь научишь?

Я затянулся сигаретой и попытался скрыть улыбку.

— А тебе лет то сколько? — поинтересовался я.

— Семнадцать.

— А, ну тогда готовься Чижик. Нас ждет незабываемое лето, — обрадовал я юнца.

— Какой ещё Чижик? Я Матвей или Мэтью

Вульф, — обиделся малой.

— Ты на Чезетке катаешь — значит Чижик. И пох. А свои эти Мэтью засуньте себе в задницу вместе со смузи вульфами и прочими новомодными пижонствами. Я отдыхать приехал. Утомил ты меня. До дому я потопал. Завтра свидимся, — бурчал я, засовывая мятые полторашки с остатками минералки и самогона в свой рюкзак.

Отступать от первоначального плана, провести это лето с огоньком, да в своей родной деревне, где жила моя бабка и прошла яркая юность, мне не хотелось. И чем меньше оставалось до бабкиного дома, тем сильнее я чувствовал дух приключений, витавший вокруг. А ещё жуткая ностальгия меня терзала.

— Надо будет дневник завести, что ли. А то опять половина лета в забвении останется, — пронеслась в голове шальная мысль.

Бабкин дом, всё так же стоял в окружении трех сосен, ставших ещё больше и пары высоченных берез. Подойдя к самому высокому дереву я с радостью отметил, что секретное дупло больше не стало и в нем даже лежат, когда то забытые мною зажигалка и мятая пачка с размокшей за два десятка лет сигаретой.

– “Жорик”, когда же я в последний раз такие курил? — пытался вспомнить я, бережно доставая из мятой пачки сигаретку.

Идея, скурить сигу времен моей юности, оказалась дрянной. От времени и постоянной влажности из пачки несло трухой, а не табаком. Повертев заветную пачку, когда то бывшую для меня целым состоянием, я с сожалением вытряхнул из неё содержимое, а упаковку положил в карман. На память.

Потоптавшись на крыльце я несмело стукнул в окно. Один в один как двадцать лет назад, когда возвращался домой после веселой дискотеки. Часто, чтобы не шокировать бабку своим состоянием, я просто укладывался на крыльце и дремал, пока утренний холод и сон хоть немного не выветрят хмель из молодой головы. Или зубы не начнут стучать с такой силой, что сказать ничего невозможно. И вот тогда можно было стучать в окно, оправдывая бессвязную речь погодными условиями или легкой одеждой. Тогда мне казалось, это беспроигрышный вариант. Амбре же, исходящее от меня, в расчет не брал.

Обычно, тихого стука хватало, чтобы разбудить древнюю родственницу. Сегодня же я еле-еле до неё достучался.

— Ой ли, Сашенька, — улыбалась бабка, открыв мне дверь. — Внучек. Ты ли это? Какими судьбами? А почему не позвонил?

— Сюрприз хотел сделать. Приятный, — пытаясь унять дрожь в голосе, оправдывался я.

— Проходи! Проходи, родной. Чай будешь?

— Спасибо, я посплю, а чай пить мы утром будем. Устал, как собака. Поскользнулся и упал еще, — врал я, пытаясь оправдать свой вид.

Прошмыгнув мимо сердобольной бабки я, ощупывая стену рукой, аккуратно прошел в зал и охренел от накативших чувств. Диван, на котором я обычно спал, стоял там же, где и всегда. Только сейчас застелен он был и высилась на нём пирамида из подушек, бережно укрытых вязаной салфеткой.

Разбирать диван не стал. Сложил подушки в угол, скинул косуху прямо на пол и натурально рухнул в свое ложе. Древний диван, на котором, кажется, прошла первая брачная ночь моей бабки, жалобно скрипнул, но не сложился.