Путешествие в рай
Шрифт:
— Я знаю одну небольшую гостиницу, чистую и вполне приличную. Мне уже доводилось останавливаться в ней, — сообщил он Камале, как только они въехали в Саутгемптон.
Гостиница стояла на набережной, и, пока они подъезжали к ней, Камала смотрела на море, серое даже в свете полуденного солнца. Она невольно вздрогнула, со страхом подумав о том, что завтра пересечет Ла-Манш, оставив в прошлом все, что было ей так знакомо и дорого.
"Что же ждет меня в будущем? — с тревогой думала она. — Какие беды, какие трудности? Справлюсь ли я со всеми моими заботами?"
Оставалось
Если Конрад сумеет выручить за Ролло семьдесят фунтов, то в дополнение к имеющейся сумме у нее будут средства, чтобы прожить несколько месяцев, пока она будет заниматься поисками работы.
"Я обойду все школы Гавра, буду спрашивать, не нужна ли им учительница английского языка", — решила Камала. Сама она довольно бегло говорила по-французски и читала французские книги, не прибегая к словарю.
Она мысленно поблагодарила отца за то, что под его руководством освоила французскую грамматику и познакомилась с классической французской литературой.
— Вы какая-то очень серьезная, — заметил Конрад, войдя в небольшой зал гостиницы "Барабан Дрейка" [2] , где Камала задумчиво сидела перед очагом, устремив взгляд на огонь.
— Я ждала вас, — призналась она.
— А я тут кое-что выяснил о продаже лошадей. Хозяин гостиницы знаком с одним барышником, который даст за вашего Ролло приличную цену. Он послал в конюшню слугу и обещал скоро определиться с суммой.
— А что вы узнали про пароход? — поинтересовалась Камала.
2
Барабан Дрейка — барабан, принадлежавший сэру Фрэнсису Дрейку, знаменитому корсару, мореплавателю и вице-адмиралу XVI века, по легенде, начинает сам по себе отбивать дробь, предупреждая о грозящей Англии опасности (чтобы Дрейк восстал из мертвых и пришел на помощь) или возвещая о важных для страны событиях.
— Он отправляется во Францию каждый день после полудня, — ответил Конрад. — Конечно, в плохую погоду корабль остается в порту, так что нам придется подождать до утра, чтобы удостовериться, что отплытие состоится.
— Мы увидим в окно, что происходит на море, — пролепетала Камала.
Конрад сел на стул по другую сторону очага.
— С вами все будет в порядке?
Его вопрос прозвучал скорее как утверждение.
— Да.
— Ваша тетя знает о вашем прибытии?
— Нет.
— Вы уверены, что застанете ее дома? Вы сказали мне, что давно не виделись с ней.
— Мой… мой отец получал от нее письма, — солгала Камала, стараясь не смотреть ему в глаза.
— Но это было три года назад, вы же сказали, что ваши родители утонули в тысяча восемьсот тридцать шестом году.
— Да… Именно.
— И вы отправляетесь в Гавр, точно не зная, ждут ли вас там? Вдруг ваша тетя там больше не живет?
— Я надеюсь… что с ней все в порядке.
Конрад
Камале показалось, что он протянул к ней руку. Да, наверное, все-таки лишь показалось, потому что неожиданно Конрад встал.
— Пойду пройдусь до порта. Посмотрю, какие корабли стоят в гавани, — сказал он. — Я скоро вернусь. Хозяин гостиницы предупредил, что ужин нам подадут не раньше чем через час.
Не дожидаясь ответа, он вышел из комнаты.
"Я вовсе не голодна…" — подумала Камала.
Спустя какое-то время она поднялась наверх, где, сняв амазонку, переоделась в свое единственное платье.
Неожиданно ей захотелось в этот последний вечер предстать перед Конрадом совершенно в другом наряде. В чем-то красивом, например в вечернем платье из синего тюля, с пышной юбкой и низким вырезом, который подчеркнет ее шею и приоткроет белые плечи.
Конрад еще ни разу не видел ее такой. Но если увидит, то восхитится, подумает, какая она хорошенькая… Или даже красивая…
Однажды ей случилось надеть голубое платье, которое, как она знала, очень ей идет. Оно принадлежало ее матери, и когда Камала жила в доме дяди, то ушила его, чтобы оно сидело по фигуре.
Когда настало время ужина, Камала спустилась вниз. Ей было радостно — платье напомнило о беззаботных и счастливых днях в родительском доме. Пышная юбка и маленькие рукава с буфами были отделаны кружевом, а белые и розовые атласные бантики придавали Камале романтический облик сказочной принцессы.
"С какой стати ты вырядилась, как цирковая лошадь?" — прозвучал в ее памяти грубый резкий голос Маркуса Плейтона.
"Но ведь это платье моей мамы, дядя Маркус!"
"Это слишком фривольное платье для тебя… И для твоей матери!" — откровенно оскорбительно продолжал он.
"Как вы смеете?!!" — сорвалось тогда с губ рассерженной Камалы. Она знала, что Маркус Плейтон намеренно унижает ее. "Ты желаешь что-то сказать?"
"Нет… нет, дядя Маркус!"
Лишь молчание могло лишить его повода для порки, которую он устраивал всякий раз в наказание за ее дерзость.
"Тогда ступай к себе и немедленно переоденься! Я приказываю немедленно сжечь это платье. Такому тряпью место на свалке!"
Какое-то мгновение Камала смотрела на него глазами, в которых пылал гнев. Заметив, что он с гадкой улыбкой на губах ждет ее ответа, она поспешила отвернуться.
Маркус Плейтон ненавидел племянницу, потому что знал: несмотря на любые попытки с его стороны подчинить ее своей воле, в ней все равно оставалась искра гордости и мятежного духа, которую он был не в состоянии погасить. Конрад был абсолютно другим человеком, отличным от Маркуса буквально во всем.
Камала приложила отчаянные усилия к тому, чтобы как-то уложить волосы в прическу, но все же, готовая спуститься вниз к ужину, она оставалась недовольна собой.
Ей хотелось, чтобы Конрад запомнил ее и не забывал даже тогда, когда они расстанутся. Но что будет, когда он сам устремится к новому приключению?