Путешествие в страну ночи
Шрифт:
Мисс Поттон вернулась через полчаса и тихо постучала в занавешенное окошко. Лидия, так и не собравшаяся за все это время надеть пенсне и достать прихваченный в дорогу номер немецкого медицинского журнала, прервала созерцание цветовых пятен и сказала:
– Войдите.
Гувернантка запнулась на пороге, будто опасаясь выговора. Свою неописуемую шляпу она сняла. Волосы ее были гладко зачесаны и заколоты на макушке. В сновидении они выглядели куда роскошнее: тяжелые, шелковистые, черные, как ночь.
Я назвала ее дурой, - вспомнила Лидия, заметив неуверенность в ее глазах.
Но
Однако сколько ей об этом ни тверди, толку не будет.
Лидия глубоко вздохнула, поднялась и взяла ее за руку.
– Извините, - сказала она.
– Я не верю ему, но это еще не повод... сердиться на вас.
Мисс Поттон робко улыбнулась в ответ. "Пытается представить, сообразила Лидия, - путешествие в обществе холодной и враждебной попутчицы".
– Ему можно верить, - сказала Маргарет, и голубые глаза ее были серьезны.
– Он настоящий джентльмен.
Холодный убийца, забывший за три с лишним сотни лет, что значит быть человеком.
– В этом я никогда не сомневалась, - сказала Лидия.
– Он там?
– Она указала глазами в сторону коридора. Маргарет кивнула.
– Не могли бы вы подождать меня здесь? Мне надо сказать ему пару слов наедине...
Исидро раскладывал солитер. Рядом с картами (четыре колоды) на столике лежали абака, счетная машинка и записная книжка. Свет из коридора бледно отразился в его глазах. Само купе было погружено в темноту.
– Вы призвали ее ради меня? Потому что леди не должна ездить одна, я правильно вас поняла?
Он утвердительно наклонил голову, в полумраке очень похожую на череп.
– Не значит ли это, что леди также не должна ездить в одной компании с заведомыми убийцами?
– С одним из них, сударыня, вы делите ложе вот уже семь лет, - ответил ей еле слышный голос.
– В мое время леди ездили с убийцами постоянно, что было вполне разумно, ибо леди нуждаются в защите.
– Белая рука, почти бестелесная в тени, метала карту на карту, перебрасывала кость на абаке, делала пометки в блокноте.
– Было ли принято в ваше время, - упорствовала Лидия, - выполнять просьбу путешествующей дамы?
– Да, если просьба не была глупой.
– Он перевернул карту и сделал очередную пометку.
– Я не желаю, чтобы вы убивали, пока мы путешествуем вместе.
Еще одна карта - неразличимая в пепельном сумраке. Он даже не взглянул на Лидию.
– Разве только чтобы угодить вам...
Секунду она стояла, прерывисто дыша. Потом повернулась и устремилась по коридору в сторону ресторана, оставив его переворачивать в темноте карту за картой.
6
– Мой дорогой Эшер, ужасная ошибка... ужасная ошибка - Доктор Бэдфорд Фэйрпорт поддернул серые нитяные перчатки и посторонился, давая пройти дюжему белобрысому полицейскому, доставившему в участок музыкально настроенного пьяного. Вена заслуженно пользовалась репутацией города музыки. Оба пьяницы, с которыми Эшер провел прошлую ночь в камере, тоже все время пели, правда, несогласованно: один был поклонником Вагнера, другой предпочитал Штрауса. Долгая выпала ночь.
– Ошибка, черт!
– Эшер закрыл саквояж, удовлетворенный хотя бы тем, что содержимое его осталось нетронутым. Даже
– Видимо, Кароли заметил меня, когда я давал телеграмму в Мюнхене. Полагаю, я еще легко отделался.
– Досточтимый герр остается с герром профессором доктором Фэйрпортом?
Эшер заколебался. Фэйрпорт сказал:
– Да-да, конечно! Никаких отговорок, мой дорогой Эшер, - добавил он, когда они вдвоем вышли в солнечный подернутый дымкой день.
– Коль скоро я поручился за ваше поведение в полиции, других вариантов быть не может. Все будет как в старые добрые времена.
С несколько кислой улыбкой Эшер припомнил чистую спаленку наверху строения, бывшего старой конюшней в "Фрюхтлингцайт" - санатории, прячущемся в тишине Венского леса.
– Вы, должно быть, провели ужасающую ночь, - щебетал Фэйрпорт. Чудовищная безответственность! Я напишу о злоупотреблениях полиции в "Нойе Фрайе Прессе"! Поместить свидетеля в общую камеру! Вы могли подхватить там что угодно - от туберкулеза до оспы и холеры!
– Старик закашлялся, и Эшер вспомнил, что у самого Фэйрпорта был туберкулез, оспой же он переболел в детстве. Его молочно-белая кожа была как бы попорчена мышами.
Выглядел он скверно. Впрочем, по-другому он никогда и не выглядел. Тринадцать лет назад, когда они встретились впервые, Эшер удивился, услышав от Максвелла, главы венского отделения, что доктору всего-навсего пятьдесят четыре года. Преждевременно сгорбившийся, сморщившийся, поседевший, он напоминал инвалида, что, по мнению Эшера, вряд ли способствовало репутации его лечебницы.
Но жители Вены, очевидно, полагали иначе. Они стекались в отдаленное поместье и платили огромные суммы за "негу покоя" и "омоложение" посредством химии, электричества и эзотерических ванн. Глядя сверху вниз на сутулого человечка (даже выпрямившись, он был бы по плечо Эшеру), Джеймс невольно задумался: не была ли борьба Фэйрпорта с людской старостью вызвана ненавистью к собственным недугам.
По расчетам Эшера, Фэйрпорту вот-вот должно было стукнуть семьдесят. Старик прихрамывал, так что иногда Джеймсу даже хотелось поддержать его. Лицо, усохшее от возраста; дрожащие руки, как всегда, затянуты в серые нитяные перчатки. Фэйрпорт покупал их дюжинами; надев раз, тут же отдавал в стирку, так что пару он изнашивал меньше чем за неделю. "Лидия бы уже поставила диагноз", - машинально отметил Джеймс.
Даже в облачный день город был ярок, как встарь. Лабиринты улиц пролегали среди подобных утесам зданий, коричневых и кремовых, с их якобы мраморными гирляндами, гримасничающими театральными масками, позолоченными решетками, крошечными балконами, мощеными внутренними дворами за большими мрачными дверьми.
Роскошная черная карета, просияв начищенной до золотого блеска медью, поравнялась с ними - и остановилась. На козлах сидел огромный мужичина и хмурился из-под тяжелых обезьяньих надбровий. Столь же внушительный лакей спрыгнул с запяток, распахнул дверь, и Эшеру подумалось, что, должно быть, старик преуспевает в делах, коль скоро может позволить себе ездить с таким шиком.