Путешествие вокруг дикой груши
Шрифт:
Я помчался опять в конец сада, к забору. Девчонка сидела на кромке бассейна – того, что поменьше, – и поддевала ногой кувшинки. Спрятавшись за кустами, я смотрел, как она растопыренными пальцами ноги, будто щипчиками, захватывала стебель, дергала, и цветок, описав дугу, шлепался далеко за ее спиной. Эту операцию она повторяла, пока всюду, куда могла дотянуться ее нога, вода не очистилась от кувшинок. Не зная, как начать разговор, я прокричал:
– Дай одну!
Она даже не обернулась, притворилась, будто не слышала, однако ногу из воды вынула. Я понял, что на сей
– Дай одну, слышь?
Она стрельнула в меня глазами и с таким видом, будто только сейчас заметила, протянула:
– А-а, это ты? Привет!
Потом собрала цветы, подошла к решетке забора, села и просунула мне одну кувшинку. Остальные же стала ощипывать по лепестку.
– Зачем портишь цветы? – спросил я.
– Низачем.
– Их ведь можно в вазу поставить.
– А мы в вазы цветы не ставим.
Я снисходительно усмехнулся:
– У вас, что ли, вазы нет?
– Да их у нас сколько угодно!
– А девушка у вас есть?
Мой вопрос привел ее в замешательство.
– А я кто? – спросила она.
– Ну, девушка, – повторил я, – которая вместо бабушки готовит и убирает.
Она понимающе усмехнулась и назидательным тоном сказала:
– То есть прислуга. У нас такой нет, мой папа не разрешает маме работать, и она все сама дома делает.
– А моя мама работает. За ней даже машина приходит!
– И за папой моим приходит! А еще… а еще… – замялась девчонка, – когда надо, она и маму возит, если ты хочешь знать!
– А мой папа зато в министерстве работает!
– И мой тоже!
– Ну, значит, они равны, – констатировал я, но она не сдавалась.
– Нет, мой папа важнее, потому что у нас и дом красивей!
С этим трудно было не согласиться, но все же, как и днем раньше, признавать ее правоту не хотелось.
– Это ты – Ева? – спросил я.
– Ага, – кивнула девчонка. – Давай познакомимся?
Встав на цыпочки, мы через ограду протянули друг другу руки. Ладошка у нее была крепкая. Только теперь я заметил, что девчонка намного выше меня. Я долго не выпускал ее руку, держать ее было приятно.
– Пусти, – не выдержала она, – тут проволока с колючками!
Я опять сел на землю, но Ева моему примеру не последовала.
– Мне пора, – сказала она. – Приходи завтра к нам, поиграем во что-нибудь.
– У меня мяч есть, – вскочил я, обрадованный приглашением, – я принесу!
– У меня тоже есть, но приноси, если хочешь.
Наверху послышался стук калитки.
– Ну, я побежал, – сорвался я с места и, на бегу обернувшись, ликующе провопил: – До завтра!
– Ты меня у забора жди! – донеслось мне вдогонку.
5
Бабка все в той же каменной позе сидела у окна и, держа книгу в вытянутых руках, читала.
– Что, Сидике пришла? – спросил я, врываясь.
– Да нет, это соседка была, – бросила бабка с нескрываемым раздражением.
Разочарованный, я вышел из дома и устроился у подножия ограды поблизости от ворот. Послеобеденное солнце, отыскивая просветы в листве нависающих
Время от времени я влезал на ворота, оттуда видно было еще дальше, а когда кто-нибудь показывался на дороге, то спрыгивал и прятался поскорей в кусты.
Девушка прибыла одна. На ней была широкая юбка, под которой угадывалось еще несколько нижних юбок, голову покрывал платок, завязанный у подбородка. В руке она держала продуктовую сетку с газетными свертками – в них, скорее всего, были скатанные – чтобы не помялись – платья. Она заглянула в сад, но меня не заметила; дойдя до ворот, заглянула еще раз, потом отыскала глазами табличку с номером, расстегнула на блузке пуговичку и, вытащив из-за пазухи мятый клочок бумаги, прочла адрес, шевеля при этом губами. Затем снова взглянула на номер, все еще не решаясь взяться за ручку ворот, отступила, опустила авоську на землю и поправила на голове платок. Наконец она нашла кнопку звонка и дотронулась до нее пальчиком. Звонок в доме тут же откликнулся, но никто на него не вышел.
Я удивился, чего это бабка не спешит к воротам и даже не крикнет в окно «Входите, у нас не заперто!», как она всегда делала.
Девушка постояла еще немного, затем попробовала нажать ручку. Створка ворот подалась с пронзительным скрипом. Она испуганно вздрогнула, затем вошла и, осторожно закрыв ворота, неуверенно зашагала вниз по дорожке.
Как только она миновала мое укрытие, я вскочил, обежал дом и забрался в окно веранды. Подкравшись на цыпочках, заглянул в свою комнату: бабка как ни в чем не бывало смотрела в книгу, делая вид, что читает.
– Целую ручки! – останавливаясь у окна, приветствовала ее девушка. – Это дом Тилей?
Бабка подняла глаза, и лицо ее осветилось холодной улыбкой.
– Он самый, милая. Вы – Сидике Тот? Ну, заходите же! Сейчас я открою вам дверь, – сказала бабка и, еле передвигая ноги, двинулась в прихожую.
Обрадовавшись неизвестно чему, я шлепнулся на кровать и замер, прислушиваясь к ее голосу.
– Ставьте, милочка, вещи. Сейчас провожу вас умыться. Поди, устали в дороге. Как, легко нас нашли? Жить вы будете в этой комнатке. Ну, идемте… А как приведете себя в порядок, дайте знать, я представлю вас мужу и внуку…
Заслышав, что и меня будут представлять, я испугался, схватил с тумбочки книгу и, раскрыв ее наугад, стал водить глазами по строчкам. Конечно же, мне было не до чтения. Я ждал, когда распахнется дверь и появятся Сидике с бабушкой. Терпение мое быстро иссякло, я вскочил и выбежал в прихожую. Дед был уже там. Он улыбаясь подал Сидике руку, но ничего не сказал ей, лишь назвал свое имя. Потом дошел черед до меня. Сидике расплылась в улыбке и даже хотела погладить меня по макушке, но, поймав мой разгневанный взгляд, отдернула руку и только воскликнула радостно: