Путешествие вокруг дикой груши
Шрифт:
По тому, как тряслись у меня поджилки, я уже знал, что бросок не удастся. С замиранием сердца я отбегал назад, отталкивался от земли и, притворяясь, будто считаю шаги, бежал к сетке. По мере того как я приближался к ней, у меня отлегало от сердца, я уже видел себя свободно парящим в воздухе, но в последний момент, удерживаемый какой-то силой, останавливался как вкопанный и глазел на корзину.
– Ну… давай же!.. Оп-ля!.. – самоуверенным тоном подбадривала меня Ева.
Мне так и хотелось залепить мячом в ее вытянутую насмешливую физиономию, но этот порыв оставался лишь внутренним
– С ноги сбился!
Затем возвращался на место, опять разбегался, теперь уже вслух отсчитывая шаги, и, оттолкнувшись одной ногой, взмывал в воздух. В эту минуту я словно раздваивался. Видел себя, нескладного, неуклюже подпрыгнувшего коротышку, как бы со стороны, сквозь глумливый прищур Евиных глаз. И видел одновременно Еву, ее нахмуренное лицо, а также корзину, в которую нужно было забросить мяч. Мяч опять летел мимо. Ева с визгом бросалась за ним, крича:
– Сейчас я! Посмотри, как надо! – И забрасывала мяч.
У нее уже было сорок очков, у меня же не было и десятка, когда я предложил перерыв. Мы повалились с ней у ограды на хрустящее покрывало опавших листьев и, с трудом переводя дыхание, уставились в залитое золотистым светом небо. Ева сильно вспотела, но ее запах, хоть я и был привередлив на этот счет, меня не отталкивал. Я с шумом втягивал в себя воздух, стараясь привлечь ее внимание, но она и ухом не вела. Тогда я скосил на нее глаза. Ева лежала зажмурившись. Ее лоснящаяся, с желтоватым отливом кожа была усеяна крохотными жемчужинками. Вдыхая, она широко раздувала ноздри. Вздернутая верхняя губка то и дело отрывалась от нижней и, будто клапан, выпускала наружу воздух. Я смотрел, как по гладкому лбу девчонки скатываются жемчужинки, вползают в раковину чуть вдавленного виска и исчезают затем в густых рыжеватых ее волосах.
На душе у меня было легко и чисто. Мне вдруг захотелось склониться над ней и кончиком языка прервать путь одной из крохотных скатывающихся жемчужинок. Но не успел я подумать об этом, как Ева заговорила:
– Все равно я тебя обставила. Конечно, тебе трудней, ты все-таки ниже меня, и к тому же я лучше прыгаю. Наша учительница физкультуры сказала, что я очень прыгучая. – Она говорила, не открывая глаз, ресницы неподвижно лежали на шелковистой коже лица. Она говорила спокойно, густым низким голосом и настолько уверенно, что мне и в голову не пришло возразить.
Я лежал и думал о том, до чего она все-таки сильная и спокойная и как крепко она забрала меня в руки. И тихонько придвинулся к ней поближе. И тоже сомкнул глаза, наслаждаясь прикосновением ее влажной разгоряченной кожи.
Она шевельнулась. Сухая листва под ней хрустнула, и я испугался, как бы она не отодвинулась. Но Ева, напротив, еще теснее прижалась ко мне. Я даже дыхание затаил.
– Хорошо, – беззвучно шепнул я, думая, что она не расслышит, но она, наверное, каким-то особенным, шестым чувством меня поняла, губы ее дрогнули и раскрылись в обворожительнейшей улыбке. Я повернулся и, осторожно обняв ее, притянул к себе. Ева безропотно повиновалась, открыла глаза.
– Хорошо, а? – снова шепнул я, заглядывая ей в лицо. Она кивнула, все так же очаровательно улыбаясь.
– Я
– И я тебя, – откликнулась Ева, но едва она это сказала, на лице ее промелькнуло прежнее, бесследно исчезнувшее, как мне думалось, жесткое выражение.
Обхватив ее голову, я прильнул к ее рту губами, но ничего особенного не почувствовал. Тогда я отпрянул и снова припал к ее рту, поводя головой точно так, как это делала иногда моя мать, стоя с отцом в полумраке прихожей. И опять ничего не почувствовал. Ева попыталась было разомкнуть губы, но я с еще большей силой притиснул ее к себе. Она вырвалась и вскочила на ноги. Я поднял глаза, ожидая увидеть смятение и растерянность на ее лице, но на меня, презрительно усмехаясь, смотрело лицо прежней Евы.
– Да ты целоваться-то не умеешь! У нас в Неметладе все мальчишки умели, – сказала она, подхватила мяч и, отбежав на дорожку, стала стучать им о землю.
Я не знал, что значит уметь целоваться, однако подумал: ну, раз не умею, так пусть научит, у кого же еще мне учиться, если не у нее. Но стоило мне увидеть, с каким безразличным видом стучала она мячом по дорожке, как всякая охота брать у нее уроки тут же пропала. Я лежал на траве в той же позе, в которой она оставила меня, вырвавшись из моих объятий.
– Матч-реванш! – неожиданно крикнула Ева таким тоном, будто ничего особенного не случилось, и вскинула мяч над головой. – Ну, иди же! – позвала она. – Сколько можно валяться?!
Я знал, что состроить любую мину мне ничего не стоит, однако на этот раз как ни в чем не бывало подняться и продолжить игру было нелегко. Не зная, как выйти из этого затруднения, я нехотя встал на одно колено и вдруг, вдохновившись внезапной идеей, принялся отжиматься.
Ева немедленно оказалась рядом.
– А ну, кто больше? Давай померимся, – предложила она и, шутя отталкивая от земли свое легкое тело, стала громко считать.
При счете «шесть» я с трудом разогнул локти, руки мои дрожали. Чтобы отжаться в седьмой раз, пришлось собрать всю свою силу воли, на восьмой же, едва оттолкнувшись, я почувствовал, что суставы мои вот-вот вывернутся, и, обессиленный, плюхнулся на живот.
– Десять… одиннадцать… двенадцать… – досчитала Ева и тоже остановилась.
– И тут я тебя обошла! – С этими словами она сцепила руки над головой и покатилась по склону, выкрикивая прерывистым голосом, умолкавшим, когда лицо ее поворачивалось к траве:
– Неси… сюда… мяч… – все быстрее катилась она. – Еще… по…бро…са…ем…
Потом, запыхавшись, вскочила на ноги и, отряхивая юбчонку, недовольно прикрикнула:
– Ну, скорей же!..
– Не могу, я устал! – решительно заявил я, надеясь, что она успокоится, но девчонка язвительно рассмеялась:
– Что, уморился? Эх ты, слизняк! Эх ты, баба!
Кровь бросилась мне в лицо.
– А ты… ты уродина! – в бешенстве заорал я. – И мать твоя тоже уродина!
Она застыла как вкопанная, лицо ее приняло жесткое выражение; пригвоздив меня взглядом к земле, она медленными, размеренными шагами двинулась в мою сторону с таким видом, словно была совершенно уверена, что мне от нее никуда не деться и я буду безропотно ждать ее приближения.