Путешествия П. А. Кропоткина
Шрифт:
было запрещено продавать им что-либо. Нельзя было купить
никакого продовольствия. Через двое суток положение стало трудным, и
если бы власти не присылали на пароход кое-какую провизию в
виде подарков, отказавшись брать за них деньги, экспедиции
пришлось бы голодать.
Ежедневно с утра являлись два переводчика, и участникам
экспедиции приходилось разговаривать только с ними. Всему
остальному населению общение с русскими было строго
воспрещено.
Если
отношений с Маньчжурией, то дело можно было бы считать
провалившимся.
После такого приема экспедиции ничего больше не оставалось,
как сняться с якоря в обратный путь.
Приближалась осень. Погода изменилась, начинались даже
заморозки. Вода спадала. Нужно было торопиться, иначе был риск
зазимовать на Сунгари. Китайские власти боялись этой зимовки
больше, чем капитан парохода «Уссури», и они тут же снабдили
экспедицию всем необходимым для обратного пути.
После двух дней пребывания в Гирине, ничего не добившись от
местных властей, пароход «Уссури» )1 августа снялся с якоря в
обратное плавание.
«Мы можем сказать только, — писал Кропоткин, — что
население в Гирине живет очень тесно и что в нем очень оживлена
торговая деятельность. Расспросы переводчиков о количестве
населения ни к чему не привели, так как китайцы старались скрыть
истину. Поэтому пока мы готовы принять цифру Кимай-Кима —
150 тысяч жителей — как довольно возможную».
В Гирине и его окрестностях на притоках Сунгари строилось
громадное количество джонок для торговли. Экспедиция
встречала их немало на своем пути.
И все-таки, несмотря на неудачи, отправляясь в обратный путь,
участники экспедиции чувствовали себя удовлетворенными.
Основная цель их путешествия была достигнута. Выяснилось,
что от впадения в Амур до самого Гирина река Сунгари вполне су-
доходна. Капитан парохода «Уссури» Васильев и его помощник
Андреев были особенно довольны: они сняли подробную
навигационную карту. На обратном пути карта давала им возможность
итти полным ходом. Вопрос о судоходстве на Сунгари от устья до
Гирина был решен положительно.
ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ
Обратное плавание по течению шло несравненно быстрее. По
дороге «Уссури» забрал оставленную баржу. Но и тут не обошлось
все гладко. Вода быстро сбывала, и пароход 12 августа сел крепко
на мель. Пришлось заночевать. А за ночь вода еще сбыла, и встал
вопрос: не придется ли «Уссури» зимовать или ждать нового
паводка.
Выручило желание китайских властей избавиться поскорее от
незваных гостей. Из Гирина пришло предписание: во что бы
стало снять пароход с мели. Прислали людей на помощь.
«Когда сотни китайцев стояли в воде, — писал Кропоткин, —
безуспешно работая стягами, чтобы сдвинуть пароход, я соскочил в
воду, схватил стяг и запел «Дубинушку», чтоб под ее звуки разом
толкать пароход. Китайцам это очень понравилось, и при
неописуемых криках их тонких голосов пароход наконец тронулся и
сошел с мели. Это маленькое приключение установило между нами
и китайцами самые лучшие отношения. Я говорю, конечно, о
народе».
Потеряв два дня, «Уссури» двинулся дальше. Чтобы не
рисковать снова сесть на мель, выслали вперед шлюпку на промеры
и шли следом за нею. Как только шлюпка давала сигнал,
пароход становился на якорь, и начинали искать путь в другой
протоке.
Кропоткину это было очень наруку: он с товарищами
спускался на берег и пополнял собранные коллекции.
За сутки прошли сорок пять километров и к вечеру 15 августа
остановились на ночлег у водочного завода Нинюкен. Вокруг него
во все стороны виднелись дымки хуторов и деревушек. Этот
ночлег запомнился Кропоткину, и он так описывает пребывание на
заводе:
«К счастью нашему, на заводе не оказалось ни одного
чиновника, ни одного полицейского, а потому приняли нас как нельзя
лучше. Мы поднялись в гору мимо груды превосходной глиняной
посуды (глиняных кадок) и вошли во двор, обнесенный плотным
забором. Тут разбросаны были корыта и чаны, употребляющиеся
при выделке водки... Благодаря отсутствию чиновников нам
удалось хорошо купить водки, табаку и убедиться, до какой степени
ласков и любезен становится китаец, когда над ним не висит плеть
маньчжурского чиновника. Скажу только, что вид этой крытой
галлереи в Нинюкэн, с ясным небом, при свете бумажных фонарей
и огонька, над которым грелся чайник, среди любезных, хоть и
немного слишком любопытных, зато добродушных, услужливых
китайцев-работников, вероятно, у всех нас останется в виде
приятного воспоминания. Поздно разошлись мы по домам, провожаемые
китайцами с фонарями, и расстались друзьями, что никогда не
удавалось в присутствии чиновничества».
Ниже пароходу пришлось итти прежним порядком, высылать
вперед шлюпку для промеров, задерживаясь по временам на