Путешествия по Африке
Шрифт:
Тринадцатого сентября ко мне пришло поразительное известие, что капитан Казати в лодке плывет от станции Али к Мамбанге. Он знал о моем пребывании у князя и поэтому искал меня там. Я немедленно сказал Мамбанге, чтобы Казати с носильщиками встретили на реке, и в скверном настроении остался ждать. Это был первый день в Африке, когда я не имел ничего курительного. Но табак был для меня необходим, потому что иногда заменял мне пищу или гасил появлявшееся чувство голода.
Лишь вечером надо мной сжалилась одна из жен Мамбанги и принесла мне несколько свежих листьев табака. Я немедленно высушил их над огнем и начал жадно втягивать в себя драгоценный дым, ожидая гостя у пылающего костра под навесом. Но он прибыл с Мамбангой лишь поздно
Капитан Казати — итальянец и долго служил у берсальеров {65} в Сицилии и Калабрии. По приглашению Джесси-паши, незадолго до отъезда его в Хартум, Казати прибыл в область Бахр-эль-Газаль и затем очень скоро отправился через область Роль в страну племени абака в Мангбатту. Таким образом, в качестве земляков-европейцев, товарищей по несчастью и образу мыслей, мы сердечнейшим образом приветствовали друг друга. Я очень скоро почувствовал его храбрость и простоту; он был чрезвычайно скромен, самоотвержен, справедлив и бесстрашен. Казати долго болел у абака и принимал в чрезмерных количествах хинин. Он оправился лишь в Мангбатту и теперь чувствовал себя совсем хорошо.
Мы сидели вместе, разговаривая до глубокой ночи, хотя мне пришлось сначала вновь привыкать к итальянскому языку, невольно перемежая его с арабским. При этом я узнал, что люди Мамбанги обокрали пришельца уже по дороге — пропало ожерелье у служанки Казати. Я немедленно поднял шум и не успокоился, покуда повелитель не доставил пропажу. Мне невольно вспомнился и Бондорф, потому что я увидел обоих сбежавших от него к Ндоруме юношей среди сопровождавших Казати лиц. Они примкнули к нему в области Бахр-эль-Газаль для путешествия в область Мангбатту. Он имел с собой и маленького, бойкого юношу-динка, как бы унаследованного от Джесси-паши. Этот маленький «векиль» (заместитель хозяина) и позже занимал привилегированное положение, а его хозяин относился к нему любовно, как к приемному сыну.
Больного Юнкера перенобят через обэ
фотография
Казати был мною информирован о положении вещей у Мамбанги и тоже попытался привлечь боязливого и суеверного властителя на сторону правительства. Но теперь Мамбанга жаждал ценных подарков, например винтовки Феттерли его нового гостя. Он даже не постеснялся высказать пожелание об обмене захваченного у Абд-эль-Мина осла на «много» пороха — и это во время всех наших попыток заключить с ним мир.
При этом он совершенно позабыл о том, что без всякого прямого требования обещал выдать станции захваченные ружья. Тогда я его серьезно упрекнул за лживость и вообще за недостойное поведение, дошедшее до того, что он меня оставляет даже без табака. И я так настойчиво ухватился за этот табак, что Мамбанга, наконец, лично отправился приказать, чтобы мне собрали корзину табака.
Так подошел последний срок отъезда, и Казати тоже хотел двинуться со мной на станцию Гауаша. Теперь Мамбанга, чтобы нас еще больше привязать к себе, двинул в ход свое самое тяжелое оружие и объявил, что на следующий день спросит мапинге, и мы должны собственными глазами удостовериться в решении оракула. Это во всяком случае было заманчиво, и я остался, чтобы еще раз посмотреть на это шарлатанство.
Действительно, на другой день были проделаны все приготовления, и я услышал, что оракулу была специально поставлена задача установить, действительно ли я расположен к Мамбанге. Но судьба на этот раз была разумна, и решение оракула было благоприятное для меня, т. е. ни один кусочек дерева не шевельнулся, и длинные ряды палочек остались неподвижными. Он должен был также ответить, может ли повелитель посетить станцию Гауаша без риска. Деревяшки лежали рядами в порядке. Авгуры начали
Мое пребывание у Мамбанги привело к еще более близким отношениям с ним и его окружением, и я мог быть во всяком случае уверен, что, пока я нахожусь там, станция безусловно защищена от новых нападений.
Двадцать второго сентября я прибыл с Казати на станцию. За это время Дзумбе вернулся от Ндорумы, он вышел мне навстречу и сообщил последние новости в северных областях. Самое важное для меня было то, что Осман-Бедауи в этом году не поедет к Бакангаи, так как участвует в войне против Мбио. Но он военных действий еще не начинал, к моему изумлению, и лишь теперь производил стягивание частей для этой цели. Осман-Бедауи перевез из Мешры-эр-Рек правительственное имущество, и туда за ним последовали и высланные Мазинде гонцы. Поэтому они и задержались так долго.
Далее Дзумбе сообщил мне, что Ндорума ожидает с севера ящичек для меня, который должен быть послан мне, как только будет получен.
Мы были торжественно встречены на станции. Гарнизон снова стоял под ружьем, присутствовал и Буру со своими людьми, но должен был выслушать мои насмешки, что его мапинге ничего не стоит, если я, вопреки всем предсказаниям, все еще пребываю в живых. Но и Гауаш-эфенди был несколько встревожен за нас, так как внезапно распространился слух, что мой слуга Рензи убит людьми Мамбанги.
Но общая радость по поводу моего возвращения была, к сожалению, нарушена внезапным несчастным случаем. Я, еще не входя в свою хижину, стоял снаружи, рассказывая Гауаш-эфенди о своем пребывании у Мамбанги, как совсем рядом раздался выстрел, и мне сообщили, что по неосторожности застрелена одна женщина. Я был немало огорчен, узнав, что несчастье натворил мой маузер. Дело обстояло так. Дзумбе взял с собой винтовку-маузер во время путешествия к Ндоруме. После его возвращения Гауаш-эфенди пожелал увидеть маузер и, к несчастью, не удалив патрона, положил винтовку на мои ящики. После моего возвращения Рензи, по-видимому, неосторожно дернул ее, произошел выстрел, и пуля, пройдя через много соломенных заборов, пробила грудь женщины и, наконец, ладонь у одного мальчика.
Я провел с Казати немало приятных часов, и мы внутренне сблизились сильнее, обменявшись воспоминаниями о родине, как бы проводив друг друга домой. Он получил в посылке из Хартума хороший табак, который сделал еще более приятными эти спокойные часы бесед.
Подданные Мамбанги, провожавшие нас на станцию, вернулись на следующий день домой, но я попросил Гауаша, чтобы сначала перед ними проделала маневры регулярная часть, чтобы они могли как следует рассказать своему повелителю о боеспособности солдат и их превосходстве над туземцами. За этим последовало нечто вроде национального празднества, в котором приняли участие и абармбо со своими военными играми, танцами и песнями; даже один драгоман станции очень проворно и ловко танцевал любимый сольный танец мангбатту. Не обошлось и без речей по поводу мира, и обо всем этом гонцы должны были сообщить Мамбанге.