Путешествия за камнем

Ферсман Александр Евгеньевич

Обстановка, однако, была неприятная. Очевидно, мы столкнулись с одной из картин той борьбы с баями, которая велась в это время. Мы скоро убедились, что это была группа баев, боявшихся раскулачивания и стремившихся бежать на юг.

Какие-то верховые с непонятной поспешностью были разосланы на юг, на восток и на запад. Готовился в путь караван. На наши расспросы о дороге отвечали кратко и, по-видимому, неверно.

После этих расспросов наши опытные «среднеазиаты», особенно Юдин, хорошо знавший и баев и басмачей, решили скорее ехать вперед. До темноты оставалось еще часа

три. Надо было попытаться взять перевал через каменную гряду, синевшую на юге, и уехать подальше от негостеприимных и, может быть, даже опасных людей.

И мы быстро покатили на юг и после ровных такыров и степей выехали в красивую долину, пересекавшую горную гряду у Атантая. Заходящие лучи солнца отбрасывали длинные тени каменных громад.

Все было мирно и тихо, как вдруг за поворотом мы увидели группу всадников. Завидев нашу машину, они с редкой ловкостью рассыпались, заняли места через строго определенные интервалы поперек всей долины и стали поджидать нашу машину.

Юдин нагнулся ко мне из кузова машины и сказал:

— Дело плохо — басмачи.

Мы стали подсчитывать оружие. У нас был старый маузер, который, по-видимому, не стрелял, нашелся какой-то револьвер «Смит и Вессон», но без пуль… и это было все.

Юдин остановил машину. Мы стали советоваться. Ехать назад — это значит показать свою слабость. Конечно, нас не догнали бы эти 10–12 всадников. Но дальше? Что стали бы мы делать?

Нет, надо ехать вперед, спокойно продолжать свой путь, как будто ничего не случилось. Но Мише это не нравилось.

— Вот черти, поехали в пустыню, а оружие с собой не взяли. Загубят машину, — недовольно ворчал он.

Около 300 метров отделяло нас от выстроившихся всадников. Вдруг неожиданно быстрым движением они повернули своих лошадей. Часть их поднялась на правую высоту, другая — на левую. Они пропускали нас, заняв позиции на флангах.

Очевидно, они боялись нашей атаки. А мы спокойно ехали по дороге все вперед и вперед. В этот самый момент Юдин заметил высоко направо верблюжий караван, и мы сразу поняли, что всадники охраняли байские богатства, вывозившиеся этим караваном, и что они нас не тронут, если мы будем ехать своей дорогой. У Миши полегчало на душе.

Всадники и караван остались позади. Только изредка на высотах показывались одинокие фигуры, следившие за нашим движением. А Миша все ускорял ход своей машины, беспокойно спрашивая: «Сколько же километров надо сделать, чтобы эти черти нас не догнали?». Мы решили пройти 50 километров, хотя видели, что опасность уже миновала. Миша старался скорее пройти эти 50 километров, за которыми мы были бы в полной безопасности. Ничто его больше не страшило — ни громадные камни, которые он объезжал с какой-то дикой скоростью, ни овраги, которые мы перелетали, как на ковре-самолете, ни глубокие рытвины, в которых мы рисковали сломать рессоры и оси. Мише все было нипочем.

Уже темнело. Зажгли фары. Машина мчалась с бешеной скоростью. Все мои попытки успокоить Мишу не приводили ни к чему. Это была какая-то сумасшедшая гонка человека, который только что избавился от опасности и которому все еще казалось, что кто-то гонится за ним. Нет,

не за ним, а за машиной. В этот момент мы все для него ничего не стоили, а дорога ему была только машина.

С воспаленными глазами, нервной рукой поворачивая руль, пробивал он путь сквозь наступившую ночь.

В свете фар все принимало фантастические размеры. Маленькие камни казались нам грозными фигурами верблюдов. Перебежавшая дорогу дикая кошка показалась Мише тигром. И он все повторял:

— Вот она, дикая тигра, со сверкающими глазами.

Я присматривался к спидометру, твердо решив точно на 50-м километре остановить машину. И уже оставалось только 800 метров до намеченного мной момента, как перед нами неожиданно выросли гигантские деревья.

Это был знаменитый родник Карак-Ата — одно из богатейших мест в южных Кызыл-Кумах, куда мы неожиданно быстро приехали после тяжелого дня.

В ровной степи, вдали от стад и караванов, остановились мы на ночлег. В тишине ночи слышно было журчание кристально чистой воды, выбивавшейся из скалы.

Мы почти не разговаривали. Усталость была так велика, а переживания так сильны, что мы, не поев, не попив, бросились на полынное ложе, закрылись одеялами и заснули сном праведников, победивших пески, басмачей, баев, тигра и неорганизованность нашей экспедиции.

Наступило утро, холодное, свежее, бодрящее. С восходом солнца я стал поднимать своих спутников, тормошить спящих, торопить их, не давая им долго мыться. Мы с Мишей сели на борт машины, взяли по горячей пиале кок-чаю и с какой-то особой благодарностью посматривали на нашу машину, которая без единого повреждения унесла и нас и себя от стольких бед. И пока наша молодежь еще потягивалась в утреннем холодке, я рассказывал Мише, что когда-то, в 1873 году, здесь, у этого колодца, сошлись отряды войск Хивинского похода, изнуренные тяжелыми переходами от Оренбурга, измученные царскими генералами, ведшими отряды против Хивы.

Наступил последний день нашей экспедиции. Бодро и весело катилась наша машина на юг. Все больше и больше встречалось нам караванов. Тропа превратилась в широкую проезжую дорогу, на ней появились даже следы какого-то автомобиля, который, вероятно, много месяцев назад случайно попал в эти степные дебри. Все чаще и чаще встречались по дороге ключи, вытекающие из живописных скал. Маленькие зеленые оазисы разнообразили картину^[75]. Каменистые степи сменялись ровным полынным паркетом.

Мы легко проезжали по 40 километров в час. Быстро мелькали цифры в спидометре машины. Все говорило, что мы приближаемся к концу Кызыл-Кумов.

В Бухаре

И, как всегда это бывает, пустыня окончилась сразу, оборвалась, как нитка. Сразу выросли деревья Зеравшана. Сразу загудели неустойчивые мостики через арыки, и вдруг вместо целинной степи и верблюжьих троп наша машина неожиданно въехала на что-то совершенно непонятное, о чем нам никто ничего не говорил, — на широкую, гудронированную, с канавами по сторонам, прямую, как стрела, дорогу, — на настоящую автостраду.