Путеводитель по судьбе: От Малого до Большого Гнездниковского переулка
Шрифт:
А перед тем, как очутиться в Париже, мы были в Италии – вылетели в Париж из Венеции. На борту самолёта, листая итальянские газеты, вдруг увидели фотографию нашего заведующего отделом зарубежной культуры Олега Битова, брата известного писателя.
Из Москвы мы уезжали в самый разгар скандала. Битов был послан в командировку в Венецию на кинофестиваль, передал в редакцию первую заметку с него и пропал – не отзывался на телефонные звонки, администрация гостиницы не нашла его в номере, хотя его вещи там оставались.
Понятно, что не только наше начальство забило тревогу. Но через короткое время газета публично выразила уверенность в том, что её сотрудника похитили. Кто? Спецслужбы, конечно, кто же ещё! Зачем? На этот вопрос редакция не отвечала. Да она в него и не вдавалась.
Опубликовала
Но мать Олега Битова была осведомлена, оказывается, как зовут итальянского президента, к которому обращалась с просьбой помочь ей найти сына. Было неловко за старую женщину, чью тревогу использовало в своих целях лубянское ведомство.
В нашей туристской группе были люди, знающие итальянский. Они перевели заметку о том, что Олег Битов нашёлся в Англии, находится в Лондоне, начал раздавать интервью прессе и радио. Здесь же был напечатан и небольшой отрывок из интервью, в котором Битов объяснял, почему решил остаться на Западе: правление Андропова показало ему, Битову, что Советский Союз никогда не вырвется из тисков тоталитаризма и бесчеловечности.
– Я и не сомневался, что он остался, а не был похищен, – сказал мне Евгений Алексеевич Кривицкий. Он с женой был вместе с нами в той же туристской группе. – Только кому он там будет нужен? О чём он там будет рассказывать? Что Иона Андронов из КГБ? Кто же этого не знает?
Иона Ионович Андронов был нашим корреспондентом в США.
Потом я несколько раз слышал выступления Битова по «Свободе». Чувствовалось, что он пребывает в эйфории.
(Несколько слов о причинах, побудивших его вернуться назад при Черненко, как я это понимаю. Версий по этому поводу существует много. В газете его прозвали «нашим засланцем», хотя с самого начала, думаю, речь о сотрудничестве с органами не шла. Перед отъездом в Венецию мне он сказал: «Ты обо мне ещё услышишь!» Знаю, что он был очень любящим отцом. Возможно, что на этом и сыграли. Надежды увидеть дочку ему не оставили. К тому же за год, проведённый им на Западе, интерес к нему стал иссякать. Прав Кривицкий: по большому счёту, он там оказался не нужен. А на падение интереса чутко реагируют издатели: солидные прежде гонорары мельчали. И он сдался советским органам, которые правдоподобной версии его похищения придумать не смогли. Что ж, он послушно озвучил совершенно неправдоподобную: оглушили – увезли – прятали в течение года то в Англии, то в Америке. А в газетах за него выступали другие. И по радио – тоже. Голос не его – подделали!)
Правозащитное движение Андропов решил подавить окончательно. Издал указ, на основании которого лагерная администрация получила право добавлять срок любому заключённому по своему усмотрению. Для диссидента это означало, что его пребывание в лагере станет пожизненным. Запахло сталинщиной.
Особенно усилилось это ощущение, когда Андропов объявил, что прерывает всякие переговоры с Западом.
Страну накрыло пеленой уныния.
Мой друг Олег Мороз, прочитав о том, каким видел я в газете Виталия Александровича Сырокомского, написал мне: «В восхвалении Сырокомского не переборщи. Разумеется, вклад его в «Литгазету» – неоценимый, решающий. Но, в общем-то, это был человек – как бы это сказать – небеспредельной широты. Полное представление об этом можно получить из очерка самого Сырокомского, публиковавшегося в «Знамени». Раскопав, в конце концов, что снял и вычеркнул его Андропов (велел снять и вычеркнуть, конечно, сам до этого не снизошел, – перепоручил Зимянину), В. А. трагически восклицает: «Эх, Юрий Владимирович, Юрий Владимирович! А я так в вас верил!»
Да, я читал в «Знамени» эти воспоминания Сырокомского. «Копал» он, как выяснилось, не совсем там. Сняли его по настоянию Громыко за пропущенную им статью, раскрывающую махинации высокопоставленного чиновника МИДа, председателя жилищного кооператива Министерства иностранных дел. Андропов же Громыко в этом поддержал. А вот насчёт сожалеющего: «Эх, Юрий Владимирович! Я так в вас верил!»…
Верил не один Сырокомский. Верил Александр Бовин, руководитель группы консультантов, которую создал Андропов в ЦК КПСС. Верили Георгий Арбатов, Фёдор Бурлацкий, Геннадий Герасимов, Георгий Шахназаров, – то есть те, кто так или иначе обозначили в годы перестройки свои демократические убеждения. Разумеется, они не обольщались насчёт коммунистических убеждений человека во власти. Но верили, что на вершине власти он максимально смягчит режим: он ведь живо обсуждал с ними новинки, появившиеся в журнале Твардовского, интересовался абстрактным искусством, морщился от казённой риторики доклада, который ему предстояло прочитать с трибуны, просил помощников доклад очеловечить.
Что они имели дело с искусным лицедеем, показал год с небольшим его правления страной. Сталин не зря последовательно убирал руководящих чекистов. Он понимал, что из всех его соратников только главы спецслужб могли бы стать его полноправными преемниками на троне. А поскольку умирать он не собирался, постольку не оставлял в живых кандидатов в его реальные преемники.
По Малой Никитской в отечных снегахмурлыча расхаживал кат в сапогах.Пенсне на носу и на пальце рубин,и двое в шинелях как тени за ним.От чёрных застолий краснели белки,он шёл и катал за щекой желваки.Он шёл, а в решётах шумела весна,и песню жевал: на-ни-на, на-ни-на.В этих давних строчках Олега Чухонцева грузин Берия (а его портрет абсолютно узнаваем), естественно, жуёт грузинскую песню. Ягода мог бы жевать еврейскую, Ежов – русскую народную.
Но «кат в сапогах» – гениально припечатанное поэтом могло характеризовать любого из них вне зависимости от национальных предпочтений. Одна буква, убирающая не только животную природу героя сказки Перро, но и главное свойство сказочного героя – его доброту, подменяющая сердечность лютым палаческим холодом. И в то же время почти полная тождественность названий взывает к сравниванию героев стихов и сказки, к тому, чтобы обнаружить и в кате нечто кошачье, потаённое пружинистое, оценить всемогущество и осторожность обоих, их умение выжидать и принимать любые обличья.
Таким умением обладал Сталин. На такое умение он натаскивал главу сыскного и расстрельного своего ведомства. Натаскивал для режиссуры, для постановки всех мыслимых театральных действий с участием арестованных противников, после чего вместе с ними уничтожал и постановщика.
С Ягодой и Ежовым получилось. С Берией нет. Не успел. Как радостно передавали о его смерти друг другу узники Гулага, Ус откинул хвост.
Помог ему откинуть хвост Берия или нет, не так важно. Куда важнее, что не получилось и у Берии занять его место. Берию отправили в преисподнюю вслед за Сталиным.
Верховные правители догадывались, каково будет в стране, если пропустить на трон чекиста. И объединялись в успешных попытках этого не допустить.
Ничего не вышло у Шелепина с Семичастным, хотя со ссылкой на осведомлённые источники некоторые солидные газеты Запада предсказывали им скорую и убедительную победу над нерасторопным якобы руководством.
Андропов пришёл в КГБ с поста секретаря ЦК по соцстранам и, прежде чем стал рулить, долго вникал во все детали этой машины. Однако просидел на этой должности пятнадцать лет – срок достаточный, чтобы стать опытным водителем, и вышел оттуда в преемники умирающего Брежнева.