Путеводная звезда II. Солнечный ключ
Шрифт:
– В память о добрых старых временах… – начал было Фафнира, но закашлялся.
– Не плюй! Даже не смей мне тут… гадить! – словно встревоженная наседка, защищающая выводок, Бузина грозно замахав руками прямо у мага перед носом, оттеснила его подальше от ухоженных цветочных клумб, в заросли крапивы-лебеды. – Вон твое место. Или нет, лучше вон там – зеленая палочка-луч высветила заросшую осотом каменистую гряду, – скройся с глаз моих долой!
Позже, правда, выяснилось, что у Матушки Грёнхен глаза и уши находятся буквально повсюду. Так что Фафниру пришлось в конечном
Так хорошо девочке не жилось даже под крылом у королевы. У Ханны снова была собственная постель – целая поляна, заросшая мягким клевером, под тенистым балдахином ивы. Каждый день на завтрак подавали золотистые булочки с медом – разломив одну такую, можно было увидеть внутри россыпь семечек, а само тесто на вкус напоминало прогретые солнцем одуванчики. Молоко тоже всякий раз отдавало то сладкой грушей, то ароматом малины. Что до одежды, то Коори наконец-то выполнил свое обещание, достав восхитительный наряд из лесного бархата. Вышитые по рукавам и подолу серебряные стрекозы и бабочки удивительным образом оживали, так что Ханна теперь могла козой скакать по замшелым валунам, не боясь свалиться в колючие заросли.
– Хороша одежка, да вот только пропадет, стоит тебе из леса выйти, – постукивая ткацким станком, посмеивалась Бузина. – Надумаешь уходить, девочка, не забудь мой подарочек. Он тебя в непогоду укроет, от недобрых людей защитит.
Ткань Грёнхен пахла лесными тропами, дымом от костра и ароматом поджаренного хлеба. Растянувшись на плаще ночью, Ханна видела теплые, домашние сны: снова вырезала с няней фигурные пряники к празднику, встречала отца вечером у ворот с зажженным фонарем, у которого одна сторона отливала ярко-красными осенними листьями, вторая была густо-синей, как сама ночь, а две других расцвечивали темноту веселыми малиново-зелеными бликами.
День-деньской Ханна выполняла мелкие поручения: сматывала паутину в мягкие серебристые клубочки, собирала целые корзины сочной голубики и разучивала с птицами те немногие песни, которые знала сама. А когда хотелось освежиться в жаркий полдень, плескалась в реке.
В зеленоватой воде водились ужи. Девочка боялась их до оторопи, но оказалось, именно благодаря им можно было спокойно плескаться в теплой воде, без боязни увидеть отражение чьей-то ухмыляющейся физиономии. То и дело из-за кустов раздавалось сердитое шипение и негодующие крики Бересклета. Коори предпочитал действовать осмотрительней, пристроившись в кроне деревьев неподалеку.
– Я тебе говорил, Ханна: в лесу не жизнь, а малина, – приговаривал он, покачиваясь в импровизированном гамаке. Стайка воробьев на верхней ветке ревниво следила за каждым его движением, норовя броситься в лицо, стоило Коори повернуть голову в сторону реки. – Так как же насчет моего предложения?
Пронзительный визг заставил его перекувыркнуться в воздухе и опрометью броситься к воде, сбив по дороге перепуганного Берра. Но Ханна преспокойно отжимала волосы и, к счастью, была полностью
– Уберите ее! – Свейн голосил словно резаный поросенок, отплясывая какой-то несуразный танец прямо на зарослях ежевики. Нужно ли говорить, что цепкие кусты и яркий сок придавали действу еще больше неразберихи?
– Свейн, тебя кто-то покусал? Сильно болит?
– Да кто его тронуть осмелиться, я же строго-настрого всем велела… Ах, ты моя бедная! – Грёнхен бережно сложила ладони, подхватив с фартука юркую ящерку. С блестящими глазками, гибким изумрудно-зеленым тельцем с вкраплениями серебристых чешуек – и без хвоста.
– Вот, вот! Она мне в штанину забралась. А я щекотки боюсь, ужас. Фу, мерзость, – сморщился принц, и тут же получил от Берра звонкую оплеуху.
– К вашему сведению, юноша, – холодно заметила Бузина, и даже воздух вокруг нее, казалось, подернулся осенней свежестью, – вы только что страшно обидели мою гостью. Ну, подумаешь, полюбопытствовала девочка. Она же таких как вы только на картинках и видела. Ох, что же теперь я скажу соседу?
– Повезло тебе, братец, – Коори нахлобучил парню на голову цветочный венок, прищелкнул языком. – А длинные уши ему больше пойдут, правильно я считаю?
– А то, – Бересклет обошел их кругом, делано заламывая руки. – Вот таким мы тебя и запомним, Свейн Бестолковый.
– Да что я сделал-то? – попытался вырваться Свейн, но фейри держали крепко.
– А ты как полагаешь? Обидел дочку горного короля – думаешь, тебе ничего не будет? Ну, ничего, нам как раз каменной статуи не хватало. Вон там, среди цветочков. Ханна, как считаешь?
Пронзительный свист иволги не дал окончательно решить, зачаровывать бедолагу-принца прямо в одежде или же сделать статую в античном стиле. Ударившись оземь, золотая птица поднялась из травы прихрамывающей Гунни с запутавшимися в волосах былинками.
–Ну, народ, вас не дозовешься! – возмущенно крикнула девушка издалека, а сама, не теряя времени, пристроилась рядом с пышным кустом малины. – Вас там курьеры полдня дожидаются, скоро уж корни пустят!
Интриги по-королевски
Король слег, принц пропал, а во дворце прочно обосновалась ледышка-невестка со своими досужими родственниками – такое Агнетте не снилось в самом страшном из королевских кошмаров. Запасы нюхательной соли таяли с каждым днем, министры до хрипоты заседали в тронном зале, а загадка так и оставалась неразгаданной. Как быть?
Дата свадьбы неуклонно приближалась – Дамоклов меч на пепельно-светлом волоске Майи. Если до конца сентября прическу невестки не увенчает маленькая бриллиантовая корона, быть беде. Темный Граф уже сейчас свободно расхаживал по покоям дворца, с хозяйским видом распоряжался слугами. Ее слугами. Мало того, он еще и родную сестрицу выписал из Богом забытого захолустья и поселил в лучших покоях. Все это, не спросив ее, будто королева стала невидимкой в своем собственном дворце.