Пути достижения индийских йогов
Шрифт:
Чтение III
ДУХОВНОЕ СОЗНАНИЕ
Двадцать первое правило первой части "Света на пути", относящееся непосредственно к тому самому, что имелось в виду предыдущими правилами, гласит следующее:
21. Ожидай расцвета цветка в тишине, наступающей посла бури, – не раньше.
Он будет расти, тянуться кверху, пустит побеги, даст листья и почки, пока бушует буря и длится битва. Но пока вся индивидуальность человека не растворится и не растает, пока ею не овладеет частица Божества, создавшая ее лишь как средство для важных испытаний и переживаний, пока вся природа человека не покорится его высшему "я" – цветок не может распуститься. Только тогда наступит затишье, подобное тому, какое бываете в тропических странах после ливня,
Цветок, расцветающий в тишине, наступающей после бури (и только при этих условиях), есть цветок духовного сознания, к сознанию которого стремилось растение жизни; ради него проросло духовное семя и пустило корни, ради него росток пробился через почву материального бытия в высшие области, ради него распускался листок за листком, сбрасывая один покров за другим, пока, наконец, не появился едва заметный зачаток цветка духа и не начался настоящий духовный рост. Появление этого зачатка духовного сознания – первые лучи озарения – отмечает самый критически период в развили души и, как утверждает наше маленькое руководство, просветление наступает только после бури, только после того, как тишина сменила порывы ветра, грохот и треск грома и все ужасы грозы. В тихом, спокойном периоде, следующем за бурей, душу ждут великие события. Помни это, душа, среди великой бури духовных тревог, сметающей все старые вехи, вырывающей все, в чем ты находила опору, и заставляющей тебя воображать, что все снесено, кроме тебя, и что ты осталась одна без всякого утешения и поддержки. Ибо именно в этот миг духовного отчаяния, когда все отнято от тебя, нисходит к тебе несказанный мир, который никогда тебя не покинет и ради которого стоит перенести тысячи бурь. Время простой слепой веры прошло для тебя – наступает время знания.
Очень трудно говорить о высших духовных переживаниях словами, приноровленными к низшей области сознания. Эмерсон, испытавший то состояние сознания, о котором идет речь, говорит: "Слова всякого человека, говорящего о переживаемом им в духовном мире, должны казаться лишь пустым звуком для тех, кто сам не пребывает в той же области мысли. Я не дерзаю говорить об этом. Мои слова не могут выразить все величие жизни духа, они слишком холодны и недостаточны. Только дух может вдохновлять того, кого он сам избирает своим глашатаем. Но все-таки я желал бы, даже и обыденными словами, за неимением священных, дать хотя бы слабое представление о небесной обители этого божества и поделиться сбереженными мною проблесками мысли, раскрывшими мне изумительную простоту и мощь мирового закона". – Это скорее должно чувствоваться, чем быть понято разумом, – и все-таки наш интеллект отчасти может постичь это в том случае, если духовное озарение возносит его в более высокие области.
Зная лежащую перед нами задачу, рука, пишущая эти слова, начинает дрожать. Попытка выразить простыми словами эти переживания высшей жизни кажется тщетной и нелепой, и все-таки мы, по-видимому, призваны сделать эту попытку. Пусть будет так; на нас возложена эта задача, и мы не должны уклоняться от нее. В "Основах миросозерцания индийских йогов" мы говорили о трояком проявлении человеческого ума, о трех его началах: инстинктивном уме, рассудке и духовном разуме. Мы советуем еще раз перечитать главы, трактующие об этом предмете, уделяя особое внимание тому, что мы говорили о шестом начале – о духовном разуме. Духовное просветление – тот цветок, который расцветает в тишине, наступающей после бури, – происходит от этой именно части нашей природы. Но сначала рассмотрим, что подразумевается под "бурей", предшествующей расцвету цветка.
Человек проходит через высшие ступени инстинктивного разума и достигает плоскости рассудка. Человек, живущий жизнью инстинкта, даже на высших ступенях его, где он переходит уже в низшие проявления интеллекта, не занят разрешением проблем жизни, загадки бытия. Он даже не сознает, что такие проблемы или загадки существуют. Его жизнь протекает сравнительно спокойно, так как его заботы связаны только с миром вещественным. Пока его телесные потребности удовлетворяются, ему нет никакого дела до остального. Он находится в младенческой стадии человеческого развития. Но по прошествии некоторого времени он начинает испытывать беспокойство в иной области. Его пробудившийся рассудок более не допускает прежнего некритического
"Как только разумная часть нашей личности берет в свои руки управление, так сейчас же нам открываются новые миры, и желаний становится в тысячу раз больше прежнего. Они делаются столь же бесчисленными, как радиусы круга; и ум с любовью и заботой принимается сначала лелеять, а потом удовлетворять эти желания, думая, что можно таким образом найти счастье". [1]
Но в этом состоянии нельзя найти постоянного счастья; что-то наполняет душу беспрерывно растущим беспокойством и манит вперед все к более и более высоким полетам. Рассудок, не будучи в состоянии представить что-нибудь выше себя, борется с этими стремлениями как с чем-то недостойным, считая их как бы остатками прежних суеверий и легковерности. И так он силится и силится разрешить великие проблемы, стремясь к тому миру и спокойствию, который, как он предчувствует, ждет его. Он и не подозревает того, что его единственное освобождение лежит в развитии чего-то высшего, чем он сам, которое даст ему возможность сделаться более тонким орудием познания истины.
1
Цитату эту пришлось перевести с английского языка, так как автор не указывает, из какого сочинения Толстого она заимствована, вследствие чего найти ее оказалось невозможным. – Примеч. перев.
Многие, читающие эти строки, узнают по этому описанию то состояние ужасного умственного беспокойства – духовных родов, – когда наш рассудок признает себя неспособным к решению великих вопросов, требующих от него ответа. Мы бьемся о прутья наших умственных клеток или кружимся, подобно белке в колесе, оставаясь все на том же месте, где были вначале. Мы находимся в самом разгаре умственной бури, которая свирепствует вокруг и около нас; ветер рвет наши одеяния, предоставляя нас на произвол стихии. Мы видим, как из нашего поля зрения сметается все, что казалось таким прочным и постоянным, и в чем нам так удобно было искать опору. Все кажется нам утраченным, и мы приходим в отчаяние. Спокойствие и чувство душевной удовлетворенности покидают нас, буря гонит нас из стороны в сторону, и мы не знаем, чем все это кончится. Единственная наша надежда заключается в том уповании и вере в Невидимую Десницу, которые побудили Ньюмена начертать приводимые ниже прекрасные слова. Они находят отклик в тысячах людей, которые, хотя им и чуждо принимаемою Ньюменом истолкование истины, все же его братья по духу и потому понимают эти его слова:
О кроткий свет среди царящей мглы,
Веди меня.
Хоть ночь темна, хоть и далек мой дом,
Веди меня.
Стопы направь. Я не молю, чтоб даль
Открылась мне. О, лишь на шаг подвинь.
Веди меня.
В должное время появляется – и это бывает всегда в надлежащее время – слабый проблеск света, пронизывающий тучи и освещающий у самых ног застигнутого бурей путника новую тропу; только ближайший шаг виден страннику; он делает нисколько шагов вперед и вскоре попадает в новую страну. Один писатель говорит по этому поводу:
"Скоро он проникается сознанием, что вступил в новый и неведомый край, что он переступил границу новой страны. Очутившись в чуждой ему области, где нет знакомых ему вех, он не узнает открывающегося перед ним вида. Он понимает, что большое пространство отделяет его от друзей, которых он оставил у подножья горы. Он громко призывает их последовать за собою, но они едва ли могут слышать его, и, по-видимому, боятся за его безопасность. Они машут ему руками и манят вернуться назад. Они боятся следовать за ним и приходят в отчаянье, думая, что он находится в опасности. Но он словно чувствует новый прилив бодрости, и какой-то непонятный внутренний импульс толкает его идти все дальше и дальше вперед. Он не знает конечной точки своего странствования, но буйная радость овладевает им, и он продолжает устремляться вперед".
Свет, проливаемый духовным сознанием, ведет странника по пути достижения совершенства, если у него хватает мужества следовать за этим светом. Свет духа является всегда надежным путеводителем, но очень немногие из нас проникнуты тем доверием, которое позволяет нам принять его. Первые квакеры знали об этом внутреннем свете и доверялись ему, но их потомки сохранили только слабое мерцание того, что когда-то было ярким светом. Его лучи могут быть замечены всеми, кто подготовлен к этому и кто ждет с надеждой и доверием того дня, когда он их узрит. Знайте, что этот внутренний свет вовсе не исключительное достояние народов Востока. Они только уделяли больше внимания этому предмету, чем западные народы, но такое просветление – удел всего человечества. Примеры его наблюдались во все времена, у всех народов. И все сообщения об этих переживаниях сходны между собой в главных чертах, хотя истолкование дается им весьма различное.