Пути отхода

Исигуро Наоми

– Нет, – рассмеялась Агнес. – Домой – это прекрасно. Точнее, в мой отель.

– Где ты поселилась?

– Чуть дальше вдоль пляжа.

– Симпатичный отель?

Агнес пожала плечами – мол, она выше материальных понятий вроде симпатичного или несимпатичного отеля.

– Пожалуй.

– Пойдем, – кивнул Питер. – Я тебя провожу.

– Это необязательно.

– Мне хочется.

– Хорошо, – проговорила Агнес.

И к его величайшему удивлению, встала на цыпочки и поцеловала Питера в щеку.

* * *

Алфи шел по береговому укреплению; все вокруг выглядело призрачным. Не только море вдали, но и оставшийся за спиной берег, где не было ни людей, ни магазинов, ни дорог, ни домов, ничего, лишь недостроенные виллы с одинаковыми балконами и рекламными щитами с картинкой будущего здания.

Алфи

подумал – вот бы жить в одной из этих вилл, быть в Брайтоне все время. С мамой – и с Уоллесом. Уоллес мог бы найти здесь новую работу, они втроем сидели бы по выходным на берегу и делали вид, что у них отпуск. Мама потренировалась бы, научилась получать удовольствие от отпуска и позабыла бы про головную боль; Уоллес, найдя работу, перестал бы грустить, хотя, если честно, Алфи не знал точно, отчего Уоллес грустит. Грустит и все тут, причем давно, а ведь когда мама впервые привела его в квартиру, он носил длинные волосы и красивый синий пиджак, улыбался по-настоящему и держал маму за руку. Алфи предложит маме и Уоллесу поселиться тут. Чуть позже вернется к ним и предложит. Только не рассердятся ли они на Алфи за побег? Не придут ли в ярость? Вероятно, вероятно, придут.

Алфи сел на бетон, уставился на океан. Водяная пыль. Две чайки дерутся в воздухе, кричат, бьют клювами, крыльями, когтями, и все это на фоне последних красных отблесков заката. Алфи начинал мерзнуть, но было приятно, восхитительный холодный ветерок бодрил после долгого бега под солнцем.

Алфи снял обувь и носки, закатал брюки до колен. Как прохладно икрам – и босым ступням! Алфи никогда не ходил босым. Мама очень боялась клещей и рыжих лесных муравьев, острых предметов в траве или под автобусным сиденьем… и все-таки до чего же красив вздымающийся внизу океан. Царство сирен, пиратов, кораблекрушений, ловцов жемчуга и самого жемчуга, осьминогов, коралловых рифов и даже погребенных городов вроде Атлантиды. Там был другой мир, Алфи знал, альтернатива картам «Мастеркард» и головной боли. Надо поскорее вернуться к маме с Уоллесом и показать им это, объяснить. Возможно, они тоже поймут, и все наладится.

– Где ты был? – сердито встретит мама приближающегося Алфи.

– Гулял по волнолому, – ответит он. – И видел русалку.

– Не видел ты никаких русалок, – оборвет Уоллес. – Исключено. Русалок не существует.

– Знаю, – скажет Алфи. – Знаю, так говорят, но верить всему услышанному нельзя. Ведь я видел русалку, только что, здесь, у волнолома.

– Какой волнолом? – спросит мама. – Далеко? Алфи, родной, помни, я уже не молода, не то что другие мамы. Помни и не убегай никуда. Просто невыносимо!

– Извини, мама. Только ты слышала? Я видел русалку. Это же большая радость! И вообще, ты молода и красива, как принцесса с волосами цвета воронова крыла.

– Алфи, родной, волосы у меня седые, – вздохнет мама, грустно-грустно.

Алфи, которому еще-далеко-не-одиннадцать лет, не сумеет придумать способ ее подбодрить и повернется к Уоллесу за поддержкой, однако тот лишь молча выпятит подбородок.

На самом деле все будет не так, понимал Алфи, потому что они разозлятся на него гораздо сильнее. Мама не любила терять Алфи из виду даже днем, а сейчас уже почти стемнело.

Он сидя потянулся, выгнул спину и зевнул, испытывая наслаждение от шершавого бетона под пальцами и от потенциальной силы в руках, – они просто ждали, как растянутая эластичная лента. Сейчас Алфи мог бы совершить что угодно. Если бы в гавань вошел пиратский корабль, Алфи порубил бы на куски весь экипаж в суматошной схватке на шпагах – один Алфи против толпы. Он захватил бы сокровища и отдал их на благотворительность, лишь немного оставил бы для себя, мамы и Уоллеса, чтобы иметь возможность почаще ездить на отдых. Тут, среди свежего ветра и водяных брызг, Алфи понял, до чего же ему нравится на отдыхе. Причем именно вот так, в одиночестве, а рядом море, словно волшебная дверь или порог; переступишь его и очутишься в другом мире, где опасности понятные и четкие – ужасные создания, разные волшебные чудища или армии зла, которым можно дать отпор при помощи оружия, крика и героической решимости. К жизни в том мире Алфи приспособился бы гораздо лучше, чем к жизни в этом.

С последним шепотом сожаления о мисс Леннокс Алфи оттолкнулся своими эластичными руками и полетел, словно чайка – словно воздушный змей, словно пущенный кем-то камень, – полетел со стены в волны.

* * *

Питер

вбежал в море в попытке изобразить joie de vivre, радость жизни. Они с Агнес медленно шли вдоль берега к белым утесам, туда, где находился ее мини-отель, шли и разговаривали, однако с некоторых пор смотреть на Агнес почему-то было трудно. Возможно, поцелуй в щеку оказался отправным моментом, после которого легкая роскошная атмосфера, окружавшая Питера с Агнес целых полдня, стала жестче, холоднее и как-то требовательней. Хотя, возможно, причина крылась в море. Питер всегда остро чувствовал перемены в настроении и характере моря.

Он забрел в море по колено и попытался пнуть волну, будто бы яростно, но вода смягчила движения, сделала их плавными, и вместо бурного всплеска со множеством брызг получился гребок пловца. Ныряльщика, который ищет что-то в глубине, – например, спрятанные на дне сокровища.

– Ты круче, чем я думала, – проговорила за спиной Агнес.

Она последовала за Питером в воду, бог знает почему.

– В каком смысле? – не понял он.

– Тут очень холодно.

Питер уставился на свои ступни и икры, расплывчатые в темной морской воде и приглушенном вечернем свете. Затем посмотрел на пляж. Никто уже не купался. Точнее, никто из людей, одни собаки. Отдыхающие ушли. Возбуждение и смех, легкие деньги и мороженое были аккуратно убраны. На берегу задержалось лишь несколько человек: в основном местные, да торговцы едой, складывающие на ночь свои палатки. Так гораздо лучше. Толпы счастливых туристов исчезли, и пляж вновь оказался в распоряжении Питера. Он оглянулся на Агнес. Та напускала на себя мечтательный вид, якобы любуясь закатом, а в действительности побледнела и дрожала.

– Прости, – сказал Питер. – Я отвлекся. Пора доставить тебя домой.

– Ничего страшного, – широко улыбнулась Агнес. – Люблю мужчин с сумасшедшинкой.

Он за руку вывел Агнес на сухой песок. Ногам, замерзшим до ломоты, песок показался теплым.

* * *

Алфи был в воде. В море! Хотя зачем он так поступил, с какой стати прыгнул со стены? Мама разозлится, а Уоллес, тот зажмет переносицу и покраснеет – в очень неприятных ситуациях он вечно ее зажимает и краснеет, будто у него вместо головы чайник, который вот-вот взорвется, а предотвратить взрыв может только зажатый нос. Красный Уоллес будет поддакивать маме и хоть раз в жизни окажется прав, потому что даже Алфи понимал сейчас, до чего плохо он поступил. Прыгнул с волнолома в одежде, причем в новом праздничном наряде, который обошелся семье в огромные деньги, Алфи знал наверняка, он слышал разговор мамы с Сандрой по телефону, когда якобы находился в своей комнате, а теперь, полюбуйтесь, Алфи проявил упрямство, проявил жуткое непослушание и испортил брюки с рубашкой! Увы, испортил, сомнений не было. Они тяжелели от воды, обволакивали и будто специально дергали Алфи туда-сюда по ледяным волнам, вынуждали барахтаться изо всех сил, молотить ногами, чтобы держаться подальше от волнолома, а отсюда он почему-то выглядел больше и тверже, чем с суши. Нет – Алфи отчаянно вспоминал два с половиной урока плаванья, давних, еще до отлучения от воды, – нет, он не врежется в бетонное укрепление буквально через несколько секунд после долгожданного прыжка в море.

Алфи работал ногами и руками, зачерпывал в пригоршни воду, сжимал пальцы, как учил инструктор – Джеймс, его звали Джеймс, он был студентом и постоянно носил зеленое, – как учил Джеймс, а ладони, точно лопасти, вспенивали воду, толкали ее назад и вверх, он видел подобное в фильме, что ж за фильм? Лодки, люди в деревянных башмаках, девочка плачет на горе… Мозг Алфи сейчас не работал, не мог вспомнить. Море оказалось чересчур большим, чересчур сильным, а волны – ужасно непредсказуемыми. Они накатывали неожиданные и очень высокие, Алфи пытался выплыть на поверхность, вытягивал шею, чтобы вдохнуть, но вместо воздуха набирал полный рот морской воды – или полный рот морской воды пополам с воздухом, поэтому все-таки вдыхал, а не выплевывал, как выплевывал бы одну морскую воду, вдыхал и захлебывался. Что толкнуло Алфи прыгнуть? Было же очевидно, что это неправильно и глупо, однако он прыгнул. И наделал других глупостей: умчал в дальний конец пляжа, разрыдался на дне рождения у Имоджен, решил приготовить маме завтрак в постель, но разбил вдребезги бутылку молока.