Пути-перепутья
Шрифт:
Правда, веснушчатый сын Дёрра, все еще не до конца проснувшийся, двигался механически, будто заводная кукла, зато трое остальных танцевали, как люди, которые знают и любят это дело, отчего старший Дёрр пришел в такой восторг, что вскочил с табурета и принялся барабанить по подносу вместо ложки кончиками пальцев. Даже старая фрау Нимпч, глядя на них, невольно вспомнила молодость и, не умея иначе выразить свое настроение, начала так яростно помешивать кочергой в очаге, что из углей взметнулись высокие языки пламени.
Они отплясывали, покуда не смолкла
Все разгорячились, а больше всех фрау Дёрр, подошедшая даже к открытому окну.
– Господи, меня прямо колотит,- вдруг сказала она.
Галантный Бото хотел тут же захлопнуть окно, но фрау Дёрр его удержала, ибо, по ее словам, если человек из благородных, он непременно любит свежий воздух, бывают даже такие благородные, у которых зимой одеяло возле губ инеем обметывает, потому что дыхание это вроде как пар, к примеру, тот, что сейчас валит из чайника. Стало быть, окна закрывать никак не след, а вот ежели бы Ленушка принесла им что-нибудь, для сугрева души, вот тогда бы…
– Ну, конечно, дорогая госпожа Дёрр. Все, что вам будет угодно. Могу приготовить чай. Могу пунш. Или - того лучше - у меня осталось немного вишневки из той, что вы подарили нам на прошлое рождество, вместе с миндальным рулетом…
Не успела фрау Дёрр решить, чему же отдать предпочтение - пуншу или чаю, как в комнате уже появилась бутылка вишневки и рюмки - большие и малые, и каждый налил себе, сколько пожелал. А Лена сняла с огня закопченный чайник и всех обнесла и долила рюмки кипятком.
– Не лей так много, Ленушка, не лей так много. Пусть неразбавленная. От воды сила убывает.
Комнату наполнил аромат вишневки и миндаля.
– Это ты хорошо придумала,- сказал Бото и пригубил свою рюмку.- Поверь слову, ни вчера на этом балу, ни тем более сегодня в клубе я не пил ничего, что пришлось бы мне так по вкусу. Твое здоровье, Лена. Но главная заслуга принадлежит нашей дорогой госпоже Дёрр. Ведь это ее «так колотило». Поэтому разрешите мне вторую здравицу: «Многая лета госпоже Дёрр!»
– Многая лета,- вразброд подхватили остальные, а Дёрр снова ударил костяшками по подносу.
Напиток, по общему мнению, получился хоть куда, гораздо благородней, чем пуншевый экстракт, который летом всегда разит прогорклым лимоном, и не диво - в продажу-то идут все больше старые бутылки, которые с самой масленицы торчат в витрине на солнцепеке. Зато вишневка - вещь полезная, она никогда не портится, а чтобы отравиться ядом горького миндаля, надо выпить бог весть сколько, уж никак не меньше целой бутылки.
Эту тираду произнесла фрау Дёрр, и старик, хорошо осведомленный о слабостях своей жены и потому опасавшийся развития темы, перебил ее справедливым замечанием,
Бото и Лена наперебой уговаривали их посидеть еще хоть немного. Но фрау Дёрр хорошо усвоила истину: «Если хочешь верховодить, надо порой уступать в мелочах», и потому отвечала:
– Оставь, Ленушка, я его знаю, он же с курами ложится.
– Ладно,- сказал Бото.- Быть по сему. Но уж тогда мы проводим вас до самого дома.
Тут все - кроме старушки Нимпч - вышли, та лишь приветливо кивнула им вслед, а затем перебралась в кресло.
Глава пятая
Перед Замком с красно-зелёной башенкой Бото и Лена остановились и по всей форме испросили у Дёрра позволения еще с полчасика погулять в его саду, благо вечер так хорош. Дёрр буркнул в ответ, что он, мол, при всем желании, не мог бы оставить свои владения в более надежных руках, после чего молодая пара, учтиво откланявшись, пошла к саду. На дворе все спало, лишь Султан, мимо которого им пришлось идти, вдруг заскулил, и скулил до тех пор, пока Лена его не погладила. Тогда он забрался к себе в конуру.
Сад был напоен прохладой и благоуханием, потому что вдоль всей дороги, меж кустов смородины и крыжовника, цвели резеда и левкои, их нежный аромат мешался с более терпким запахом тмина. Деревья застыли как изваяния, лишь светлячки там и сям мелькали в воздухе.
Лена взяла Бото под руку, и так они дошли до самого забора, где между двух серебристых тополей стояла скамья.
– Хочешь, сядем?
– Нет,- отвечала Лена,- не сейчас,- и свернула на боковую тропку, где чуть не выше забора вымахал малинник.- Я так люблю ходить с тобой под руку. Расскажи мне что-нибудь. Только непременно что-нибудь хорошее. Или сам меня спроси.
– Ладно. Ты не против, когда я болтаю с Дёррами?
– А мне-то что?
– Забавная парочка. И при всем при том, сдается мне, счастливая. Она вертит им, как захочет, а ведь он во сто крат ее умней.
– Правда,-сказала Лена,- умней-то умней, только он еще и жадный и черствый, вот отчего он такой покладистый,- у него совесть, нечиста. А она с него глаз не спускает и терпеть не может, если он захочет кого надуть. Потому он ее побаивается и не перечит.
– И в этом весь секрет?
– Ну, быть может, и любовь тут есть, как ни странно. Я хочу сказать - с его стороны. Хоть ему пятьдесят шесть или даже поболе, он до сих пор без ума от своей жены, оттого что она такая здоровенная. Они оба делали мне престранные признания на этот счет. Скажу тебе честно: будь я мужчиной, я бы на нее не польстилась.
– Ты к ней несправедлива. Госпожа Дёрр - фигура видная.
– Верно,- рассмеялась Лена,- фигура она видная, да только фигура-то у ней незавидная. Разве ты не видишь, что у ней бедра слишком высоко посажены? Впрочем, вы, мужчины, никогда ничего такого не видите; толкуете «фигура», да «статность», да «стать», а сами и ведать не ведаете, в чем эта самая «стать» и где ее искать.