Путин. Замковый камень российской государственности
Шрифт:
— В итоге Брандт потерял пост, а его преемник Шмидт был вынужден быть гораздо более осторожным и лояльным к США.
— Когда Советский Союз рухнул, было сделано всё, чтобы концепция новой Европы была не германской. Загадочное убийство главы Deutsche Bank А. Херхаузена в 1991 году было замято буквально через неделю. А ведь он очень сильно влиял на канцлера Коля и предлагал сделать не доллар, а марку расчётной единицей с СССР, простить долги и многое другое в восточной политике. Если бы такая концепция реализовалась, то это была бы уже совсем другая Европа. Россия и Германия могли бы стать двумя опорами евроазиатского равновесия.
Ещё пример: в югославском кризисе начала 1990-х американцы долго занимали нейтральную позицию и не выступали за расчленение Югославии. Но когда Германия, не устояв перед соблазном вновь обрести влияние на Балканах, как в годы Первой мировой войны, практически навязала Евросоюзу признание Хорватии и Словении, американцы в этом усмотрели призрак Mitteleuropa — «Срединной Европы». Чтобы не допустить прогерманской «Центральной Европы», США взяли всё под свой контроль, направили и возглавили процесс. Поэтому, конечно, перехват Германией инициативы в евроинтеграции США и Британия всегда рассматривают с опаской.
Трудно сказать, есть ли у Германии сейчас такие амбиции и такие возможности. Это единственная страна Евросоюза, которая способна выдержать кризис, она всё производит сама, к ней все обращаются с просьбами и требованиями всех подкормить и подлечить. Американцы бдительно следят за немцами и вряд ли позволят им начать свою игру.
— А тот факт, что Британия уже пригрозила выходом из ЕС, не является ли одним из способов давления на Германию? Или скандалы с немецким золотом, которое Берлин не может вернуть из англосаксонских хранилищ? Или недавний скандал с прослушиванием Меркель — может ли это повлиять на то, что немецкая элита будет стремиться к большей самостоятельности?
— Меркель вначале выглядела жёсткой атлантисткой. Нужно было видеть выражение её лица на знаменитой уже мюнхенской конференции, когда выступал Путин. У Меркель в гостях был американский министр обороны, и вдруг твоего главного гостя, перед которым ты делаешь реверансы, другой твой гость размазывает по стенке. Она готова была сквозь землю провалиться. Конечно, за эти семь лет она, безусловно, выросла в плане внешнеполитического мышления… Но, как сказал мне один мой английский друг, «смотрю я на европейских лидеров и на ваших (Путина и Лаврова) — и понимаю, какие же у нас на Западе пигмеи по сравнению с вашими». В смысле воли, профессионализма, широты мышления.
Германия всегда усиливалась, когда она проводила самостоятельную восточную политику (то есть с Россией). И это повышало её маневренность и на западном направлении. Нам надо работать над этим.
— Есть с кем работать?
— Есть. Это показал и мой недавний опыт участия в конференции, посвящённой семейным ценностям, в Лейпциге. Несмотря на все трудности: пикеты, перекрытия трамвайных остановок, удар ногой мне в колено, — пришло 500 человек. Но грустно, что либертаристская пресса воспитывает новое поколение немцев в такой радикально постмодернистской идеологии, что они даже не представляют, как можно думать иначе… «Они же за хорошее выступают, за свободу, а мы какие-то троглодиты». Мы в разных мировоззренческих измерениях — нельзя объяснить слепому разницу между светом и тьмой, он вне этих категорий.
— В 2014
— Да, националисты растут. Причём скорее нереспектабельные, и в этом виноваты либералы. Абсолютно все СМИ контролируются постмодернистами, которые мгновенно вычисляют любую потенциально респектабельную консервативную силу и навешивают на неё ярлык крайних экстремистов и радикалов, даже если они просто чуть ближе к центру, чем эти воинствующие нигилисты. И те люди, которым есть что терять, стесняются выступать, отдавая это маргиналам. В свое время из Национального фронта во Франции сделали пугало…
— Но сейчас НФ сумел выбраться из той маргинальной ниши, куда его всячески заталкивали…
— Да, это парламентская партия, но такое поношение, грубости, гадости, клички, которые применяются в СМИ по отношению к «Народному фронту», немыслимы в отношении никакой другой партии.
— Но, несмотря на все старания прессы, Марин Ле Пен обречена быть президентом Франции — не через пять, так через 10 лет.
— Нет, это очень трудно. У НФ будет большая фракция в парламенте, но президентами становятся не те, у кого 40 % поддержки по сравнению с 20 % у соперника, а те, у кого нет большого негативного рейтинга, те, кто не является неприемлемым для избирателей. Пока что НФ не удаётся переломить ситуацию, хотя Марин Ле Пен ни разу не сказала ничего такого, к чему можно было бы придраться. Элита давит в зародыше всех потенциальных правоцентристов, которые не имеют в общественном сознании шлейфа маргинальности (пусть ложной и мнимой) и могли бы стать альтернативой вульгарным социалистам, в которых и от социалистов уже ничего не осталось.
Сумеет ли Европа ещё родить здоровую, сильную, интеллектуально мыслящую элиту, которая не побоится отвоевать право на консерватизм? Пока таковую пытаются задавить в зародыше.
Но когда меньшинству позволяется топтать ногами то, что дорого большинству, — это уже не демократия, это антидемократия. Это своего рода олигархия. Ещё 22 века назад Аристотель указал на извращения демократии — охлократию (власть толпы), за спинами которой дела вершит олигархия.
— Какие настроения сейчас во французском обществе?
— Консервативное большинство постигло глубокое разочарование, когда было полностью игнорировано их мнение: в Париже против закона, уравнивающего однополые браки с традиционной семьёй, вышло два миллиона человек, это как в Москве бы собралось шесть. И это большинство в ужасе от Франсуа Олланда. У него сейчас такой крошечный рейтинг, какого не отмечали за всю историю наблюдений ни у одного президента даже в самые упадочные годы французской политики. Поэтому Франция, как мне кажется, собирается родить что-то новое.
Но беда любой системы, особенно давно функционирующей, в том, что она окаменело структурирована, везде и на всех ячейки с ярлыками, так что из них выбраться очень трудно. И, к сожалению, язык новых политических лидеров всё равно клишированный. Они обязательно должны перекреститься во всех углах, поклясться в верности всем либеральным идеям, чтобы их не обвинили в том, что они не демократы. Но когда меньшинству позволяется топтать ногами то, что дорого большинству, — это уже не демократия, это антидемократия. Это своего рода олигархия. Ещё 22 века назад Аристотель указал на извращения демократии — охлократию (власть толпы), за спинами которой дела вершит олигархия.