Путник по вселенным
Шрифт:
Все наполнено, все дрожит этими широкими плывущими звуками, которые застывают между стен собора в виде разноцветных стекол.
Слегка выделяясь, во мраке видныПилястры, карнизы, оконца,И только розетки сверкают вверху,Как два фиолетовых солнца.Висят разноцветные нити лучей,На сводах дрожащие пятна,Весь сумрак какой-то прозрачный, цветной,Таинственно-тихий, понятный…А в окнах там целый особенный мирГотических старых соборов —ВсяНевольно проникаешься этим стройным, законченным миром средневековой веры. Целый мир – свой собственный, красивый, всеисчерпывающий мир, не имеющий ничего общего с действительным миром и его законами, создал себе здесь человек. Он отделен от другого мира этими разноцветными стеклами, этими, созданными фантазией человека картинами, которые не пропускают в него ни одного простого белого луча солнца, ни одной логической мысли, не преобразив их в разноцветные тени и полосы своей фантазии, своей веры.
Credo, qiad absurdum <est>! [2]
Это было, может быть, самое смелое слово, брошенное человеком в лицо истине.
Но какой прекрасный, законченный мир!
Вот они, эти застывшие кристаллы средневековой мысли. Человеческие волны залили европейские низменности. Потом волны эти сбежали и заменились новыми, но от них остались эти кристаллы. У нас есть наша кристаллизованная русская сказка – собор Василия Блаженного [3] , а в Европе – кристаллизованное средневековье – готические соборы.
2
Верю, потому что нелепо! (лат.)
3
Basil de Farceur et Notre Dame d'Ivre – Василий Шут и Богоматерь Хмельная (фр.), как называют французы московские святыни, сами искренно удивляясь при этом таким странным святым (Примеч. Волошина).
Готика зародилась в XI веке во Франции и развилась в течение двух столетий в полном блеске. Огромная и могучая ветвь ее переброшена была в Германию, но там она потеряла уже свою удивительную тонкость и грацию, которые можно найти только во Франции, и даже не в Notre Dame, а в маленьких церквах Парижа: St. Chapelle, St. Germain D'Auxerroi, St. Germain des Pr'es {6} и особенно в Реймском соборе.
Только там понимаешь всю эту музыку стекол, музыку красок во всей ее красоте – это старое, забытое, потерянное для нашего времени искусство. В Германии оно уже вырождается в отдельные фигуры на стеклах и утрачивает все свое красочное обаяние, но во французской готике фигуры сами по себе безобразны и не играют еще главного значения – все в музыке – в сочетании красок.
В Италию готика перекинулась слабым ростком. Ее принесли туда францисканцы. В Ассизи {7} она еще полна северным духом, но на тучной почве Ломбардии она распустилась только одним, совсем изменившимся под итальянским солнцем, но все-таки дивно-прекрасным беломраморным цветком, который уже не дал из себя оплодотворяющих семян. Но от св<ятого> Франциска потянулась другая, зеленая и свежая ветвь, которая через два века выросла в иное, еще более крепкое и широколиственное дерево – от него пошел Джиотто {8} и первое Возрождение. Но истинная итальянская готика воплотилась не в камне, а в слове. Самый великолепный готический собор в Италии это – «Божественная Комедия».
Тут тот же средневековый символизм формы: терцины, отчеканенные, острые и легкие, стремятся кверху, как бесчисленные стрелки и пилястры, образы и сравнения отливают всеми переливами
В готике есть что-то растительное – органическое. Я долго рассматривал кафедру в соборе св<ятого> Стефана, сплетенную из бесчисленных каменных веточек, разошедшихся от одного ствола, и мне казалось, что я рассматриваю жилки дубового листа.
Внизу колонны, у которой стоит эта кафедра, полуоткрытое маленькое каменное окошечко, из которого выглядывает до пояса человеческая фигура. Это подпись строителя собора.
Раннее утро. На палубе еще пусто. Наш пароходик энергично режет неудержимо стремящиеся вперед струи Дуная.
«Тихий Дунай» русских песен весь покрыт водоворотами, a «Der blau Donau» [4] немецкой поэзии оказывается скверно-грязно-желтого цвета. Здесь, между Линцем и Веной, Дунай с обеих сторон сдавлен горами. Налево – отроги Альп, направо – Богемская группа. Осыпи и обрывы розовеют от утреннего света. Сочная зелень лесов, сады, виноградники, маленькие немецкие городки с остроконечными церквами – наивные, мирные, старые; монастыри, разоренные разбойничьи гнезда на горах…
4
Голубой Дунай (нем.).
В записной книжке начинает складываться стихотворение.
Свежий ветер. Утро. Рано.Дышит мощная река…В дымке синего туманаДаль прозрачна и легка.В бесконечных изворотахПуть Дунай прорезал свойИ кипит в водоворотахМутно-желтою волной.Уплывают вдаль селенья.Церкви старые видны,Будто смутные виденьяНепробудной старины.И душа из тесных рамокРвется дальше на простор…Вот встает старинный замокНа скалистом кряже гор.Эти стены, полный ласки,Обвивает виноград…Как глаза античной маскиОкна черные глядят.И рисуется суровоСтен зловещий силуэт,Точно мертвого былогоСтрашный каменный скелет {10}Ко мне подходит молодой человек, по костюму рабочий, и вступает в разговор. Он говорит на местном австрийском наречии, я говорю по-немецки вообще скверно – и мы в течение нескольких минут тщетно стараемся поддержать разговор и наконец умолкаем. Мой собеседник смотрит на меня с отчаянием и наконец произносит:
«Вы, вероятно, берлинец, что я вас совсем не могу понять?»
Это удивительная особенность путешествий по Германии: достаточно просто не уметь говорить по-немецки, чтобы вас сейчас же приняли за немца, только из другой части Германии.