Путы для дракона

Радин Сергей

— Брис…

Темнота слева от его ног шевельнулась.

— Что?

— Я убил его?

— Да.

— Это было необходимо?

— Да.

— И ничего нельзя было сделать?

— Ничего.

После живой паузы, когда Леону хотелось выпалить ещё хотя бы парочку вопросов и он уже обдумывал, как бы их покороче изложить, из темноты донёсся шёпот:

— Потом нашли ещё троих. Двоих успели сразу… Третий взорвал себя рядом с вокзалом. Погибло несколько человек. Ты всё сделал правильно. Спи.

Леон расслабился. Любопытно, в прошлом, которого не помнит, он тоже так дотошно раздумывал о целесообразности своих действий?.. Пока он жил в Андрюхиной семье, как-то быстро приучился свои поступки оценивать подробно и возвращаться к их анализу не однажды, перепроверяя себя, всё ли сделано как надо. Наверное, тому виной был дневник, который всегда предоставлял возможность пространно поразмышлять. Или узкий круг общения, поскольку этот ограниченный круг невольно требовал бережного отношения к его представителям — родным и знакомым.Впечатление не до конца выполненного иногда вырастало в мучительное самоедство. А уж этот недавний сон… Убить человека. И так страшно. Неужели он обладал такой силой?..Издалека словно по плохой телефонной связи, он услышал знакомый нагловатый говорок психа-комментатора из сна: "Ну, здрасьте, приятель! Нечего улещать себя глаголами прошедшем времени! Или сегодняшний сон не перерос в нечто большее? Ведь, защищаясь от той зомбированной дубины, ты наяву начал громить дом, в котором спал! Так что — заткнись! А то изрыдался весь! Прими факт — и живи дальше, мямля рефлексирующая!" Он ещё долго ругался и плевался, но — утихая, словно отходя всё дальше и дальше…… Или Леон уходил.Тьма, ласково принимавшая его, ощущалась лёгкими бегучими тенями, и чем дальше — тем ощутимее становились эти тени. Иногда он чувствовал движение, иногда — прикосновение, но всегда — тончайшее внимание на грани с раздражением, которое ненавязчиво обволакивало его, липло.Эта тайная заинтересованность невидимок заставляла его всё время держать вспотевшую ладонь на рукояти меча. Здесь, в этом странном месте, он не решался переходить на сверхуровневое зрение — боялся увидеть лишнее? — и не совсем точно знал, что и делать это, возможно, нельзя.Но обоняние у него всегда замечательно чуткое, и он чувствовал свои напряжённые ноздри, которые ловили то резкую струйку дыма (погасили свечу?), то холодный запах влажной глины…Впечатление бездонного пространства, наполненного подвижными видениями, знакомо. Здесь он уже бывал. Но бывал, судя по ощущениям, как и сейчас, — без приглашения.… Сухой, еле слышный звук. Брис поднял голову. Кошка вскочила на подоконник и, так же сухо постукивая лапами, побежала на улицу по своим делам. Край байкового одеяла, которым парни завесили оконный проём, оттопырился там, где кошка поддела его лапой, и так и остался, скромно отмечая кошачью лазейку.Как будто кто-то резко махнул рукой — Брис обернулся на шелест: в его ночном видении легко узнаваемые соколы слетали на него со всех сторон.

Он машинально поднял голову и чуть вытянул руку, чтобы они все поместились на нём. Один, кажется, Леонов Вик, уселся Брису на голову. Брис почувствовал, как маленькие жёсткие лапки птицы переминаются, путаясь в его волосах, и с тревогой уставился на Леона.Что заставило птиц проснуться? Леон вроде спал, как и прежде, спокойно и умиротворённо. Приглядевшись, Брис едва не присвистнул: спящий видел весьма богатый событиями Сон — вон как двигаются под веками его глаза. Взгляд на руки спящего — и Брис понял, что Леон не просто видит сон, но очень активно принимает в нём участие: ладони командира железно стиснуты в железные кулаки.Мелькнула мысль разбудить остальных. Повертев её так и этак, Брис покачал головой. Будь что с Леоном серьёзное, птицы сразу бы всех подняли на ноги, как недавно. Но соколиная стая просто рассматривала спящего — надменные зрители с живого балкона на сцену, и Брис последовал примеру пернатых наблюдателей.Ночное видение позволяло рассмотреть почти всё, от морщинки на одеяле до тени на лице, хотя о тени ночью и говорить-то странно. Но тени есть. И ещё у ночного видения есть один недостаток: использующий его человек беззащитен перед любым световым выплеском. Чиркни в тёмной комнате спичкой — и свет сварочной яростью ослепит на несколько секунд.Брис и ослеп. Первая секунда слепоты — он открыл рот разбудить-позвать кого-нибудь. Вторая — удержал себя от немедленного зова, вернув ощущение спокойно сидящих на плечах птиц. Третья секунда — комната по-ночному потемнела, когда он снова начал пользоваться обычным зрением.Темнота уже не сплошная. Предвестником рассвета уже бродил по комнате сумрак, пока ещё только контурный, серыми линиями предметов.Новая вспышка была похожа на осенний кленовый лист, падая попавший в луч солнца. Когда Брис понял, что может значить такой лист, он затаился. Следующий лист появился ещё быстрее и задержался надолго, а последний переливался золотом, пока не проснулся Леон.Часть сна Леона. Она прорвалась сквозь странную преграду его поля-пространства и самостоятельно существовала вне его. Кто его знает, командира, какие игры он устраивает со своей энергетикой. Но сияющий золотой лист оказался им самим; пусть Леон был в фехтовальной маске — Брис узнал его. Строгий тренировочный костюм, спортивная рапира в руке, рука в перчатке — вот только бой идёт нешуточный, не спортивный.В университете Брис не любил фехтовального курса, считал его забавой для бездельников (то ли дело единоборство с мечом!) или для знатоков, как карты для картёжников, однако основы, пусть вынужденно, но знал. Рисунок этого боя без прикрас указывал, что Леон сдерживает чьё-то нападение.На секундочку оторвавшись от явленного сновидения, Брис быстро глянул на спящего: учащённое дыхание, поблёскивающий пот на лбу и на переносице — несомненно, Леон и будучи спящим переживал физическое напряжение. В университете он был не блестящим, но неплохим фехтовальщиком (терпения на большее не хватало), но сейчас он дрался явно с превосходящим его противником. Переживал ли он часть сна, или сон навеян переживаниями настоящего, но приходилось Леону тяжело.Это было медленное отступление, сдерживающее натиск сильнейшего противника. И ещё обнаружилась странность в поединке, на которую Брис не сразу обратил внимание, но тем не менее увидел: рапира Леона защищалась на двух уровнях, будто на него нападали попеременно то напротив, то сверху.Сумрак скапливался в чёрные тени ближе к полу, несмотря на одеяло в окнах, и золотая фигурка сновидческого Леона тускнела, хотя и не теряла боевой активности.Теперь в комнате можно было двигаться, не боясь наткнуться на предметы. И Брис не вздрогнул, когда в дверях бесшумно появился ещё один призрак. Явленный сон Леона к тому времени совсем побледнел и плохо просматривался. Поэтому Брис перевёл взгляд на Игнатия безо всякой опаски.Игнатий, поняв, что внимание Бриса сосредоточилось на нём, шевельнул губами:

— По улице сюда кто-то идёт.

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ1.Анюта тоже видела сны. Даже интереснее — жила в них. Интереснее, потому что сны снились какие-то бесконечные и потому что многое в них вызывало желание разобраться с происходящим.Главный сон начался тогда, когда в её комнату постучали, и она, полусонная, пошла открывать. Она смутно предполагала увидеть старшего брата, но вместо Мишки за дверью оказалось нечто совершенно уж неожиданное. Настолько неожиданное, что первым делом девочка ощутила досаду на своё ночное платье: шёлк, кружева, ленточки — заставили её чувствовать себя изысканной дамой, но не могла же она на самом деле присесть в реверансе перед тупой ящеричьей мордой величиной с… с… с ванну?

— Привет, морда, — тихо сказала Анюта. — Чего тебе надо?

Морда моргнула профилем — шлёпнула жёстким веком над красным глазом — и повернулась, чтобы шлёпнуть на Анюту уже обоими веками. По обе стороны от морды упирались в пол две полусогнутые лапы — толстые, с каменными когтями.Анюта только начала думать, что, захоти морда зайти в её комнату, её придётся взломать и стены вместе с дверью, потому что не втиснется, как морда разинула пасть.Расстояние между ними — шаг через порог. Девочка не успела ни понять, ни толком разглядеть, что несётся к ней от морды, ни отпрыгнуть. Влажный язык вляпался в невидимую преграду между коридором и комнатой и стал здорово похож на расплющенную пиявку.Глядя на мокрое безобразие, будто стиснутое стеклом, Анюта рассеянно вспомнила ночь, когда она была совсем ещё маленькой девочкой. Папа пришёл, думая, что она спит, и заложил дверной проём снизу доверху странными невидимыми плитками. Или кирпичами? А странными они были, потому что видела их только она. И вот сейчас морда наткнулась языком на папину преграду и… не смогла съесть её, Анюту?Через минуту — морда, кажется, не только на вид тупая — язык отлепился и шлёпнулся на пол, после чего морда всосала его в каменный рот.Анюта поглядела-поглядела и сделала тоже, в общем-то, невообразимую вещь: растянула углы рта и выстрелила в морду своим языком. Его раздвоенный кончик поддразнивающее повертелся перед левым глазом морды и благополучно вернулся в рот девочки… Морда снова моргнула-шлёпнула веком.Как-то, пересказывая папе один из своих странных снов, Анюта задумалась:

— Я ведь во сне тоже была. Там столько жуткого, но я ни разу не удивилась. А начала рассказывать — всё время удивляюсь. Пап, почему так?

— И рад бы объяснить, да сам не знаю, — вздохнул папа. — Помню, читал где-то, что сон — особое состояние человека, в нём любая нелепость и должна восприниматься как должное. Летаешь во сне — нормально. Удивилась этому, проснувшись, — тоже нормально.

… Значит, и сейчас тоже всё нормально. И удивляться нечему. Сон. Состояние, где всё шиворот-навыворот, но так и должно быть. Похоже на игру. А играть Анюта любит.Морда отвернулась и стала смотреть вдоль по коридору. А одна лапа поднялась и шагнула вперёд. Очарованная плавным течением морды мимо её комнаты, Анюта и не заметила, как та перешла в громоздкую тушу. Туша остановилась, когда перед дверью с застывшей девочкой оказалась та её часть, на которой красовалось подобие слоновьей упряжи — Анюта видела такую на чайных коробках. Девочка рассмотрела упряжь, отметила небольшое возвышение — наверное, чтобы, если сядешь на него, ноги для удобства седока были бы чуть спущены. И, когда она это сообразила, сообразилось и другое: морда предлагает ей покататься!Анюта обрадовалась и хотела сразу залезть в необычное седло, но, поскольку считала себя девочкой практичной, подумала: "Мало ли что во сне может случиться, а я в неудобном платье!"Она ожидала, что после таких мыслей платье превратится в её любимый джинсовый костюм, а тапочки — в кроссовки, в которых так удобно бегать, но оказалось, что даже во сне надо делать кое-что самой. И она пошла переодеваться.И в сказочное седло сказочного зверя села не сказочная принцесса (как, разумеется, хотела бы мама), а синеглазый сорванец с тёмно-русыми косичками. И они поехали.Под ногами Анюта чувствовала живые горячие мышцы зверя. На его спине было удобно, особенно когда девочка обнаружила впереди седла выступы, за которые можно держаться не наклоняясь. Путешествие обещало быть комфортным.Настоящий сон начался с перехода из квартиры в другой мир.Девочка подозревала, что старинное зеркало может быть таинственной дверью в сказку, а теперь твёрдо уверилась в том. Она только разок зажмурилась в страхе, едва морда торжественно и неминуемо продырявила зеркало и пошла, пошла вдавливаться дальше со своей лёгонькой ношей.Зеркало по краям вторжения слегка собралось неуклюжими, плавлеными волнами, но пропустило животное и его всадницу беспрепятственно. Может, оттого что Морда взяла на себя всю тяжесть преодоления зеркала, Анюта почувствовала лишь пружинящее напряжение воздуха, когда, машинально наклонив голову, въезжала в стекло.Тёмный коридор (пришлось время от времени дёргать себя за нос или тянуть за косичку — все ощущения, даже собственного тела, вдруг пропали) напомнил Анюте мгновения, когда она засыпала разом, без снов. Мишка называл это "провалиться в сон".Коридор оказался о-очень интересным. Мешало его полному очарованию лишь крохотное сомнение: а продолжает ли она, Анюта, спать?Сомнение мешало недолго. Очарование темноты победило, оказалось сильнее, потому что темнота не пустовала и испытывало живейшее любопытство к Анюте.Помни о сне! Не удивляйся! Играй!Почему в коридоре темно? Потому что Анюта его не осветила! Задавшись вопросом и получив ответ, девочка приступила к действиям. Даже во сне она не чувствовала себя волшебницей. Но ведь сон он на то и сон, чтобы в нём всё менялось сразу (платье не в счёт!). И Анюта твёрдо сказала себе, что путь впереди начинает светлеть. Возможно, впереди и правда сверкнули глаза какого-то ночного обитателя коридора, но свет вскоре принялся расти, и девочка с облегчением и любопытством приглядывалась к окружающему её пространству. И чем ярче вырисовывались предметы, тем больше росло изумление Анюты.Только узкая тропинка свободна от движения. А что творилось по её бокам!..Помни о сне! Не удивляйся! Играй!По обочинам тропинки мчались два потока существ непохожих. Именно так — непохожих. Едва девочка начинала в одном из суетливых потоков находить животное, знакомое по очертаниям, и всматриваться в него, ища поддержки растерянному глазу, как оно тотчас преображалось: или что-то менялось в его очертаниях, или оно сливалось с другим существом, превращаясь в ошеломляющую живую конструкцию.И это буйное сплетение лап, голов, тел неслось вперёд, обгоняя неспешно шагающую Морду, — неслось в странном выключенном звуке. Рты разевались, скалились, лапы топали по земле, но — тишина… И Анюта слышала только шаркающий шаг ездовой Морды, когда испуганно нагибалась над нею, не желая, чтобы твари, изредка вылетающие из одного потока в другой, задели её.Помни о сне! Не удивляйся! Играй!Сон — понятно. Наяву такого твориться не может. Но "играй"? А если странные звери сами играют с нею? От мысли о т а к о й игре стало и весело, и жутко: зверей много, но Анюта вспоминала свой метровый язык, которым дразнила Морду в спальне, и потихоньку успокаиваласьА чуть успокоилась — снова начала играть в "угадай картинку". Или "собери картинку"? Потому как ни одного зверя из потока она ещё целиком не рассмотрела. А вокруг опять всё стало изменяться: звери прекратили мельтешение и, словно их водой понесло, помчались все в одну сторону, обгоняя Морду с наездницей. И только теперь девочка обнаружила в них общее — абсолютно одинаковые глаза, круглые, тёмно-синие, отливающие металлическим блеском. Правда, открытие девочка сделала достаточно равнодушно: обилие существ и их бесконечное движение утомили её. Сил хватало для удивления, что она удивляется во сне.Помни о сне. Не удивляйся… Играй…Морда остановилась. Впереди виднелось что-то солнечно-светлое, отчего Анюта стала воспринимать коридор как пещеру. Ей захотелось заставить Морду пойти побыстрее, и она нетерпеливо завозилась на сиденье, неловко постукивая по бокам Морды. Но Морда встала каменно. Под ногами Анюты пропало всякое ощущение движения.А навстречу кто-то шёл.Девочка прекратила ёрзать и округлила глаза. Вот это да! Ещё один морда, похожая на дракона из сказок, только не такая толстая и неповоротливая, как под нею. Ой, а за нею ещё одна!.. Оба зверя подошли к Морде и развернулись. Так что к выходу из пещеры Морда шествовала то ли под конвоем, то ли со свитой.Пещерный коридор пропал — Анюта и глазом моргнуть не успела. Вот только они шли, окружённые звериными потоками — и вдруг зелёная равнина, и они смотрят на неё с холма, и там, внизу холма темнеет лес.Дракон слева внезапно заверещал. Его острая морда указывала в небо. Анюта заметила небольшое тёмное пятно, быстро увеличивающееся в размерах. Придумать, что это, трудновато, и девочка решила дождаться либо момента, когда предмет подлетит ближе, либо оставить решение проблемы своим спутникам. Те же явно встревожились. Да и Анюта чувствовала себя отнюдь не спокойно. Возможно, внешне она страх и запихала куда-то глубоко в себя, но он всё же вылез — взмокшими ладошками. И тогда она рассердилась и пристукнула ногами ездовую Морду:

— Эй, поехали побыстрее! Под деревьями спрячемся!

Морда повернула к девочке выпуклые глазища, но даже так смотреть ей было неудобно. Однако Анюты послушалась и вперевалку затрусила с холма. Если раньше поступь Морды была плавно текучей, то теперь девочка по достоинству оценила передние выступы своего сиденья. Оказывается, смешно и неудобно подпрыгивать на странном седле, а главное — нельзя приноровиться к ходу Морды, поскольку изменилась не только скорость.Сначала, сосредоточенная на усилиях удержаться в седле, Анюта ничего не замечала, кроме своих ног и спасительных выступов впереди. Потом вдруг пятки её ног провалились — исчезла опора. Охнув и судорожно поджав ноги, девочка вцепилась в края сиденья и испуганно перегнулась посмотреть через собственную коленку. Морда похудела! Сплошные мускулы, покрытые толстым мягким слоем жира, который так приятно пружинил под ногами и служил им прекрасной опорой, эти мускулы стремительно усохли, а кожа, до сих пор напоминавшая нижнюю подушку солидного кресла, отвердела и стала сухой корой срубленного дерева.Морда подпрыгнула и перескочила какую-то глыбу, и Анюта немедленно ссутулилась, сжав коленями край сиденья. Ой, только бы не вывалиться…Тряская езда не располагала к наблюдениям, но новое превращение происходило прямо перед глазами девочки. Крепко сцепив зубы, чтобы не прикусить язык, Анюта следила, как на месте жирной, не дающей повернуть голову холке появляется явная шея. Её грациозный ящеричий изгиб переходил в суховатую вытянутую голову великолепного, хотя и откровенно хищного рисунка. Если раньше голова была страдающей от ожирения, то теперь принадлежала вечно голодному скуластому охотнику.Что-то твёрдое коснулось подошв Анюты. Она дёрнула головой посмотреть.Удивиться не успела.Морда уже не бежала — низко летела на поддерживающих её тушу жёстких крыльях. Солнце светило им в спину, и девочка

видела, как, немного обгоняя их, летит по земле почти чёрная тень. Сопровождающие ящеры тоже обрели крылья и мчались по бокам Морды с небольшим отставанием.Ликующий вопль Анюты оборвался хриплым кашлем, который всё-таки закончился счастливой улыбкой. Твёрдый воздух, выбивающий слёзы, не дающий дышать и что-то крикнуть, не мешал насладиться полётом — вкусно, со всеми переживаниями взлёта и падений.Настоящий сон! В красках и ощущениях!Анюта полностью погрузилась во впечатление полёта — и забыла о пятне в небесах.Вот только пятно не желало ни забыть о ней и её странных спутниках, ни оставить их в покое.Тень от летящей Морды вдруг исчезла. Стало темно, будто грозовые тучи закрыли безмятежное летнее солнце.2.Девочка не помнила, когда эта сумасшедшая мысль пришла ей в голову, но с некоторых пор та назойливо вертелась среди мозгов, заглушая все остальные мысли. Анюта физически чувствовала, как эта мысль расталкивает мысленную толпу и утаптывает для себя единоличное пространство, ещё и приговаривая: "Ну же, хозяйка! Вот она — я! Прислушайся ко мне! Я не врушка какая-нибудь! А мне не веришь — в сон свой поверь!""Некогда!" — невнятно ответила девочка, запрокинув голову и невольно склоняясь к сиденью от пикирующего на неё жуткого чудовища.Если бы Луна падала на Землю, она была бы похожа на их преследователя.А лес ещё так далеко… Да и Анюта теперь засомневалась. Требуя от Морды спрятаться в лесу, она имела в виду предыдущую форму своего живого средства передвижения, но никак не крылья. К робкому успокоению привела мысль, что Морде нетрудно будет вернуться к исходному силуэту. И, в последний раз представив ужасную картину: Морда влетает в лес и, бедняжка, ломает крылья, — девочка в воображении решительно нарисовала, как Морда влетает в кусты на опушке, мгновенно втягивает в себя крылья и пропадает…А мысль уже не просто напоминала о себе — она орала так истошно, что Анюта начинала привыкать к ней и давно бы уже попробовала её на достоверность, если бы не мелкие проблемы — слишком насущные, чтобы отвлекаться от них.Например, слёзы. Они здорово тревожили девочку. Она не вытирала выбиваемую ветром из глаз влагу, а размазывала её по лицу. Тот же ветер всё равно сразу сушил солёную водичку. Но остававшаяся на пальцах влага слишком недвусмысленно ощущалась настолько реальной, что Анюта иногда забывала обо всём, разглядывая её. Неужели во сне могут быть настоящие слёзы? Такие… мокрые.А из-за слезящихся глаз она почти ослепла, потому что воздух взрезывал глаза, и по ощущениям трудно было понять: то ли Морда скорость увеличила, то ли ветер сменился. А там, где глаза слезятся, и насморк недалеко. Один-два раза Анюта уже шмыгнула носом и тут же (истерика, сказали бы взрослые) неудержимо захихикала: столько страшного вокруг, а она рада, что мамы нет рядом. Некому уложить её под одеяло, некому сунуть в руки неизменный стакан тёплого молока с мёдом. Кто-кто, а мама обожала изображать вселенские катастрофы заслышав один "дохленький" (это ехидный Мишка) чих ненаглядной доченьки.Отсмеявшись и успокоившись, Анюта почуяла — почему-то спиной: что-то изменилось. Что же? Морда по-прежнему летела, и по-прежнему её сопровождали два дракона. Вот только совсем темно стало, хотя по сторонам, далеко-далеко виден жизнерадостный солнечный свет. Но несмело как-то виден.Девочка осмелилась поднять глаза — утешить себя, что напридумывала страхов, — и прильнула к Морде, распластавшись на сиденье. Такого — она представить не могла: с неба на них падала-пикировала каменная глыба с крыльями. Очертания глыбы настолько знакомы, что Анюта, не колеблясь, определила: их атакует ещё один дракон! Чёрный!Ну и сон! Драконов-то в нём!Она всё-таки удивилась. Но удивление какое-то поверхностное. Она удивлялась старательно, изо всех сил: "Ах драконы! Надо же?! В моём сне драконы?!" Но в душе девочка прятала очень неприятное открытие, которое упрямо поставляло доказательство своей истинности.Она не спит. Не спит!.. Открытие вылезло на свет и заполонило собой сознание Анюты вытеснив даже наглую мысль, которая могла появиться только во сне.Перед бегущей-летящей Мордой грохнул огненно-чёрный столб. Морда метнулась в сторону. Ошметья земли, влажные, видимо, от недавнего дождя, шлёпнули безопасно издалека. Анюта протёрла быстро сохнущее лицо, не заметив, что размазала грязь.К свисту в ушах, крепкому шелесту крыльев Морды и драконов по бокам прибавилось равномерное, идущее по нарастающей от тонкому к басовитому, шипение, которое обязательно заканчивалось огненным взрывом. Дракон плевался пламенем. Несмотря на некоторую оцепенелость, Анюта успела уловить, что Морда и сопровождающие серые драконы знали о звуковой особенности, предупреждающей об опасности, хотя понятия не имели, куда в следующий раз плюнет чёрный дракон. Во всяком случае, напряжённые крылья под ногами девочки становились ещё напряжённее, когда раздавался грозный шип.В начале погони чёрный дракон был похож на хищную птицу, которая, готовая схватить добычу, несётся распяленными когтями и животом вперёд. Но, вероятно, удиравшая от него троица оказалась быстрее, чем он ожидал. И сейчас он старался достать свою дичь огнём."Как Мюнхгаузен… Выстрелил — и подставляй поднос под жареных уток, — подумалось всё ещё ошеломлённой Анюте. Внезапное сравнение с зацепкой за привычную жизнь помогло ей постепенно выйти из оцепенения. Ухватившись за привычное имя из детства, она стала думать дальше. — Какой тут Мюнхгаузен… Ему такое приключение ни в каком сне не привидится. Тебе, между прочим, тоже не снится. И вообще, наверное, каждый про себя думает, что его приключение особенное".Морда рванула вниз, под взгорок, и Анюта едва не кувыркнулась через её голову. Потом её правую руку, закаменевшую на переднем выступе "седла", дёрнуло так, что если бы не предыдущий рывок, не подготовленная к воздушным передрягам Анюта могла бы запросто вылететь со спины Морды.Краем глаза она увидела, как чёрный дракон, словно подхваченный ветром сухой лист, унёсся вверх и в сторону. Его ила — чтобы взлететь, он обогнал преследуемых, — поразила девочку. Прикрываясь ладошкой, она присмотрелась: где же лес? Недалеко. Но пока они до него домчатся, дракон пару раз успеет их поджарить и очень основательно.Вытянувшись в струнку на вытянутой в струну Морде, Анюта закричала:

— Почему он нас преследует?! Что ему нужно?!

Под её ногами бока Морды резко вздулись и медленно опали."Бережёт силы или ответить не может?" — недоумевала девочка. Она почему-то была уверена, что все: и чёрный дракон, и серые драконы-сопровождающие, и Морда — могут говорить.Дракон в небе разворачивался для новой атаки.Глядя на деревья внизу, с холма всё ещё слитые в единую толпу, Анюта вдруг поняла, что движение под её ногами не просто ответ на её вопрошающий крик. Морда вздохнула. Непроизвольно набрала воздух для вздоха, а когда сообразила, что вздох помешает полёту, бережно выдохнула.Почему Морда вздохнула? Чем вопрос Анюты мог (девочка суматошно покопалась в своём словарном запасе, нашла нужное слово, но засомневалась, приемлемо ли оно в их нелепой ситуации; будучи ребёнком, она всё же чувствовала в этом слове налёт благопристойности, сейчас не вполне подходящей) расстроить её?А если самой ответить на свой вопрос? Будет ли ответ объяснением Мординому вздоху? Анюта отвечать боялась. А вдруг она сама причиной всему этому?Тело девочки застыло в немыслимом напряжении. Тем не менее, каждая его клеточка стала необычайно чувствительной к малейшему изменению в окружающем пространстве.Анюта взвизгнула, когда что-то внезапно коснулось её коленей. Но силы надо беречь не только Морде. Девочка некоторое время бессмысленно и с ужасом смотрела, как через её ноги, с обеих сторон Морды, ползут жёсткие рогульки. Встретившись, они разминаются, проходят дальше, друг мимо друга, изгибаясь… С трудом до Анюты дошло, что именно делает зверь. Морда снова изменялась, для чего ей пришлось замедлить полёт. А изменяла она себя таким образом, чтобы Анюта, случись что, с неё бы не свалилась.Зачем? Ну и сбросил бы, полетел бы дальше один! Может быть, чёрный дракон не поймал бы зверя без ноши!Рывок вперёд — рычание и взрыв сзади — спину Анюты обдало не жаром, а очень горячим воздухом, как обдаёт иногда летом гарью от проезжающей машины. Спину прижгло, будто налепили на неё гигантский безжалостный горчичник. Кажется, Морды, обжёгшись, рефлекторно поджала зад и подскочила. Если бы не рогульки оплетавшие Анюту, она бы немедленно вылетела из седла.Чёрный дракон, видимо, решил, что Морда замедлила лёт от усталости, и хотел уничтожить жертву одним махом. Теперь он выяснил, что ничего не получилось, и взлетел для очередного нападения. До леса ещё далековато, и он мог позволить себе такую роскошь — атаковать с неба.Анюта машинально проводила его глазами и обнаружила, что до сих пор удивительно крепко сдерживает дыхание. Причиной тому стал даже не страх, а волна того же горячего воздуха, надолго обогнавшая их, — волна, на редкость вонючая, а в сочетании вони и жара — невыносимо удушливая. Сейчас девочка несказанно радовалась бьющему в лицо ветру: хоть и задыхалась иногда от напора, но здесь-то хоть голову пригнуть можно или закрыться — и нормально дышать.Освободившись от одной проблемы, девочка занялась другой: сколько там осталось до спасительного леса? Занятие это, понимала Анюта, было совершенно бесплодным. Сколько бы она ни подсчитывала, лес не побежит к ним навстречу прятать, укрывать под кустами и деревьями. Поэтому девочка слабо утешалась тем, что, если бы бежала она сама, до леса ей точно было бы не добраться."Крылья бы мне, — печально подумала Анюта, — брызнули мы бы все четверо в разные стороны, фиг бы нас этот дракон переловил…"Морда плавно, на большой дуге, облетала куст и неожиданно легонько покачала крыльями, словно услышала размышления девочки. Или утешить, подбодрить хотела?Мысли девочки перескочили на другое. Да, не сон. Но звери-то вон какие необычные. А если Морда и в самом деле читает её мысли?Сверху раздался знакомый оглушительный рёв. Надеясь на рогульки, Анюта пригнулась к выступам и заткнула уши. Ну, вот, будто телевизор на всю мощь включили, но перетерпеть можно. Хуже, если опять начнутся вонь и грязь в лицо.Если бы она была волшебницей!.. В прошлом году они сочинение писали такое в классе. Да-а, хорошо подумать на постороннюю тему, отвлечься от сиюминутного…От рёва чёрного дракона в ушах задрожало и болезненно отдалось в голове. Чудовище крутым виражом пронеслось мордой вперёд, исплевав дорогу огненными взрывами.Чудом проскочили.Лучший вариант — приблизить лес. Взмахнуть волшебной палочкой, раз — и они среди деревьев. Ищи-свищи их… Можно убить дракона. Сделать так, чтобы у него крылья отказали, и он бы свалился сверху и разбился бы в лепёшку. Но, представив себе эту лепёшку, Анюта зябко передёрнула плечами. Нет, так она не сможет. Он ведь живой, а за ними гонится, потому что охотится. А охотится, потому что есть хочет. Папа ей как-то объяснял про диких зверей, почему одни убивают других. Закон природы такой. Тигр капустой питаться не может — не заяц, устроен по-другому… Жалко, а ничего не поделаешь.Нет, этот вариант отпадает. Есть ещё один. Самый лёгкий. Заставить Морду лететь ещё быстрее. Вот это получше. Только вот волшебной палочки нет.Дракон изменил тактику. Теперь он мчался прямо над дичью. Морда и серые драконы оказались в пространстве, густо наполненном раздирающим уши звуком, огнём, дымом и сплошным земляным дождём. Вскоре исчез один из серых драконов. Он просто пропал в сумасшедшем вихре. Второй ещё держался.Вновь оцепеневшая, девочка стороной ощутила недоумение: "Это не охота… Это что-то другое…"Она сама перешла в очень странное состояние, думала очень замедленно и отрешённо, будто наблюдая издалека. Разум уходил куда-то глубоко вниз, на поверхности оставались только глаза, которые Анюта ещё машинально прикрывала, — и воображение. Анюта видела то, чего видеть-то, в общем, не могла.Лес всё-таки полетел навстречу. Второй серый дракон остался где-то позади, а Морду точно резко выдернули из досягаемости чёрного чудовища.Этого не могло быть.Но произошло.Не замечая рези в глазах, Анюта равнодушно смотрела вперёд, слившись в единое целое с ездовым зверем и сознавая только одно: сейчас, ещё немного, — и будут спасены.3.Не то они влетели в лес, не то лес налетел на них.Морда стремительно сложила крылья — одним щелчком. Анюта даже услышала хруст сухой кожи. И всё-таки Морда не успела рассчитать момент и здорово ударилась боком о ближайшее дерево, конвульсивно дёрнулась и упала, пропахав слой почвы.Одновременно позади прогрохотал оглушительный взрыв. Морду подбросило — Анюте показалось, что их подбросил не взрыв, а последующий рёв обозлённого дракона.Стоять на земле на ногах, надёжнее — обнаружила девочка, когда выползла из седла. Надёжнее, чем бултыхаться на несолидном сиденье."Солнце должно сзади!" Анюта повторяла фразу, пока потихоньку трясла Морду за шею. К голове с жуткой пастью она боялась подходить. Морда слабо двигала лапами и чуть шевелила не до конца сложенными крыльями. Убедившись, что Морда оглушена, девочка принялась изо всех силёнок толкать её вбок, чтобы перевернуть на лапы, а там понять. Или помочь подняться. Анюту беспокоило, что они на опушке — чёрный дракон хоть и огромный, как гора, всё равно сюда протиснется.Морда стала поддаваться. Теперь Анюта просто раскачивала зверя, чтобы в нужное мгновение хорошенько подтолкнуть и перекатить его в нормальное положение. Правда, что-то мешало: в одну сторону зверь раскачивался легко, а с другой словно подпорку подставили.Поскольку Анюта стояла за спиной Морды, требовалось обежать зверя и убрать помеху. Бежать вокруг головы опасно, но вокруг хвоста — опасней. Вдруг зверь в беспамятстве хлестнёт хвостом — вон он у него какой толстый и огромный. И девочка пошла к голове.Три шага — и, вытянув шею посмотреть, Анюта досадливо поморщилась. Ну как же раньше не сообразила? Конечно, лапы! Только лапы, зацепившись за какую-то корягу, торчащую из упавшего дерева, мешали перевернуть зверя. Не спуская глаз со страшной головы, Анюта мелкими шажками начала обход. И остановилась. Очень уж безнадёжно лежал зверь

— Миленький… — шёпотом окликнула его Анюта, не замечая, что заговорила вслух. От жалости к зверю она поддалась мгновенной горячей волне плача, легла рядом с Мордой, обняла её и заревела в голос — так, как плачут обиженные дети: с всхлипами, с зашмыганными соплями, подвываниями. Ревела от непонимания происходящего, от жалости, от беспомощности: что делать, как помочь… — Миленький, пожалуйста, встань… Мне здесь так страшно…

Она бормотала одно и то же, а ужас всё рос в ней, ужас будущего одиночества в странной земле со странными обитателями…И резко подавилась икающим рыданием.Совсем близко, но пока не видно, послышался бухающий треск, а за ним характерный треск падающего дерева, скрежещущего сучьями по всем своим соседям. Дерево ещё не свалилось, когда, перебивая шелестящий скрежет, раздался утробный басовый крик. Чёрный дракон явно настроился идти по трупам деревьев следом за своей слишком упрямой дичью.Его хриплый рёв произвёл странное действие на Анюту. Она поудобнее обхватила, сколько могла голову Морды — под челюстью, не боясь больше! — и начала тянуть её кверху.

— Вставай! Вставай! — кряхтела девочка. — Ты ведь живой только немного стукнулся! Давай, услышь меня и вставай!

Круглые морщинистые веки с усилием поднялись. Под ними оказались мертвенно-белые глаза. Девочка не успела испугаться, как исчезла белая плёнка, а тёмно-синие глаза чуть скосились на бывшую наездницу и, узнавая, стали оживать.

— Нам надо бежать дальше, — тихо сказала девочка и попыталась улыбнуться. — Я понимаю, тебе плохо. Но и ты для меня слишком тяжёлый, а то я, честное слово, понесла бы тебя…

Драконий рычащий рёв прервал её. Она крепче сжала голову Морды и не увидела странного движения её глаз: они вроде и не шевелились — иллюзию движения создал мягкий интерес, слегка исказивший поверхность глаз.

— Сейчас ещё ближе, — сказала Анюта. — Попробуй встать. Пока он ломает деревья, чтобы пройти, мы успеем убежать.

Зверь осторожно высвободил голову из рук Анюты и тяжело встал сначала на все четыре лапы, потом поднялся на задние и оглянулся.