ПВТ. Лут

Ульяничева Евгения

Как ни билась Карла, Дятел стоял крепко, словно вмурованный в палубу. Вскоре через борт перевалило и тулово — будто мешок с блевотиной.

Праздновать труса, тем не менее, тварь не собиралась, поднатужилась и таки вывернулась из старпомовской хватки, метко огрела по лицу, вынудив с медвежьим рыком попятиться.

Медяна неожиданно низко вскрикнула и швырнула в существо чем-то белым. То забилось на палубе в корчах, хлеща по сторонам конечностями, покрылось шапкой розово-белой пены и сдохло, со свистом.

Команда

замерла на цыпочках, как семья сурикатов.

— Вроде… вроде сиренью пахнуло, други?

— Чем ты его приложила?

— Так порошком чистящим, — кашлянула девушка, — вам он, свиньям вороватым, все равно без надобности.

— Я ж говорю, бабы в случае стресса всегда на кухню бегут, — отметился Дятел.

— В первом же порту закупимся порошком, — кивнул Волоха. Задумчиво уточнил, пресекая радость. — Кухонным.

Капитан! Снимите с меня эту дрянь!

Не могу, он мой старпом.

Капитан!

Сниму, сниму, не кричи…

— Мусин, Дятел, тварь в бочку и на консервацию, Инок — ты впередсмотрящий. Медяна, давай своего олара, нужно вытаскивать Второго.

Девушка кивнула, четко, на пятке, повернулась кругом и нос к носу столкнулась с Третьим. Юга улыбался, в волосах его, раскрывшихся антрацитовым облаком кошмара, застыла стреноженная Метелица. Смиренная и послушная.

— Я поведу, — сказал Третий.

***

Второй смотрел на пульсацию присосавшегося к Еремии существа по имени «Клар». Оно было отвратительно. И прекрасно. Не слишком большое по меркам выродков Лута, имеющее форму размывчатой полусферы, серебристо-радужного цвета. В середине пульсировал глазок вполне человеческого образца, внимательно рассматривал парня сверху. От подошвы Клара по днищу корабеллы растекалась нехорошая синь.

Я знаю это существо, подумал Второй, я его помню. Оно обглодает корабеллу, оставив лишь кости, оно лишит Ивановых дома, а капитана — сердца и разума.

Мы его создали.

Олар плавно взмахивал грудными плавниками, слушался всадника и от него же наполнялся спокойной уверенностью. Щупальца шарили по палубе, внизу же было спокойно и почти безопасно. Волоха говорил верно, тварь не интересовали люди, ее целью была корабелла. Паллиатив некогда плавающих в Луте великих существ. Та же светоносная энергия жизни.

— Уходи, — сказал Выпь, не вкладывая в голос никакой силы.

Глаз смотрел внимательно. Казалось, лишь самую малость изменил выражение.

— Уходи сам, или мне придется прогнать тебя.

На палубе закричали. Выпь сжал губы.

— Хорошо. Я предупредил.

Поднялся на ноги, легко удерживая

равновесие на теплой спине олара, потянулся в сторону прилипа… Существо моргнуло, щекотно задев парня ресницами-стрекалами и глаз будто развернулся в глазнице, на его месте открылся круглый рот, усеянный мелкими радиальными клычками.

И плюнул зубами.

Выпь увернулся, как уворачивался от ударов колохвостов, а вот олар не поспел. Ему и некогда, и некуда было отступать, зверь доверял наезднику — зря, как оказалось.

Мелкое крошево угодило олару на хребет, тут же завозилось, острые зубы впились в гладкую кожу, разъедаемую едкой слюной. Олар выгнулся от боли, покрылся коралловыми струпьями и рухнул.

Второй прыгнул в последний момент, всадив нож в самую середину прилипа, в многофунциональный его центр. Оружие село тяжело и прочно, схваченное зубами. Второй уперся свободной рукой в мягкое, податливое тело твари и прошипел, едва ли не впервые объятый холодным пламенем ярости.

— Сдохни! Сдохни! Умри!

Нож прочертил глубокую борозду, выворачивая разрушающуюся плоть, а когда Выпь почти ухнул вниз, следом за Мороком — его подхватили.

Второй благодарно прижался ладонями к теплой шкуре Метелицы.

Остатки Клара гниющими хлопьями падали на дно гармошки.

***

Юга открыл глаза.

Медленно моргнул.

Флаг, уютно подпирающий спину, был приглушен до вкрадчивой ониксовой темноты. Палуба казалась продолжением игровой площадки Лута.

Темно. Далеко.

— Проснулся? — Выпь присел рядом на корточки.

Юга уставился на него. Стащил на шею абалоны. С силой потер лоб, размазывая быстро высыхающий пот. Башня была его сном-силком. Башня и лютый, мучительный холод.

— Надеюсь лишь, что никто на халяву не отымел меня во сне.

— Никто, — серьезно кивнул Выпь, — я следил.

— Да ты никак котом моим заделался, — оскалился Третий.

Второй шевельнулся — уйдет, понадеялся чернокосый — и опустился подле, бедро к бедру.

— Голова болит?

— Не твоя забота.

Помолчали. Юга мысленно сжался. Второй тяжело переживал смерть питомца, хоть и молчал о ней. Третий навострился читать его лицо, иногда даже успевал угадывать мысли.

— Я сплю на твоих волосах, — медленно проговорил Выпь, глядя перед собой, — но я ничего о тебе не знаю.

— А я о тебе, Второй? — огрызнулся Юга. — Что говорить… что рассказывать… Да и зачем?

— Ты твердишь, я молчалив. Но сам болтаешь без умолку, а главного никогда не скажешь. Тебя что-то тревожит, я чувствую. Спишь ты плохо. Во сне бродить порываешься, стонешь. Мне беспокойно. Я хочу помочь, разреши мне это…

Зеленые бусы обвивали его жилистое запястье, блестели, как тряпицей натертые. Юга потрогал их самыми концами пальцев и проговорился-таки.