Пьяная Россия
Шрифт:
Заметив на прилавке развернутую газету, с которой на пьянчужку печально и меланхолично взирает глава правительства, пьянчужка немедленно скручивает из пальцев фигу:
– Накуси выкуси! – заявляет он и корчит насмешливые рожи. – Давай-ка, посади меня теперь в тюрьму за оскорбление чести и достоинства!..
* * *
На Украине черте что, вылезли неофашисты, людей убивают. Беженцы толпятся на перроне одного российского городка. Их встречают, сажают в автобусы и отвозят в пионерские лагеря, в летних домиках можно кое-как расположиться.
Тут же полевая кухня, тут же баулы с вещами собранными
– У нас не лучше! – заявляет он и указывает пальцем на миротворцев. – Побесятся, покривляются перед камерами, а после бросят вас!
Беженцы, уставшие от войны и бомбежек, когда гул самолета в мирном небе российского городка им кажется страшным, вздрагивают, многие начинают рыдать.
Дед не успокаивается:
– А зима придет, куда эти вас поселят? – кивает он на миротворцев, застывших под обличительными речами деда.
Кто-то из беженцев пробует робко возразить:
– Но ваш президент сказал…
– Он много чего говорит, – немедленно подхватил дед, – говорит так долго и непонятно, спасу нет, я успеваю выспаться за время его говорильни!
– Что предлагаешь, дед? – нервно хохотнул один из миротворцев.
Дед оживился:
– Помещик я, собственник!
Ему не поверили, расхохотались.
Но дед настаивал:
– Говорю, помещик! Как эти воры в законе приперлись, так, я землю нашего совхоза всю выкупил, за бесценок отдали, она, мать-кормилица едроссам без надобности! Отстроил коровник, коров накупил, трактора, грузовые машины, пошло дело!
– Да куда тебе, ты же старый! – продолжали не верить деду, окружающие.
– Это теперь я старый, – согласился дед, – а в девяностые был молодой! Сейчас сыны мои в деле!
И он махнул рукой, из тени вышли два дюжих молодца, поклонились людям.
Люди примолкли, соображая.
– Деревня у нас небольшая, народ перемер, – докладывал дед, – молодые не едут, одни старики остались, да и те еле скрипят, а крестьянский труд тяжел, физической способности требует.
– Что предлагаешь, дед? – выкрикнули из толпы беженцев.
Дед деловито откашлялся:
– Для начала возьму на житье бытье двести человек с ребятишками!
– А потянешь? – опять не поверили ему.
– Я подсчитал! – не сдавался дед. – Двести человек с ребятишками. Всех пропишу. Жилье дам, поначалу тесновато будет, но отстроимся, и будет полегче.
– Жилье, какое?
– Избы, – тут же кивнул дед, – все, как есть хорошие, с исправным печным отоплением, дрова на десять зим вперед напасены.
Народ придвинулся к деду, посыпались жадные вопросы:
– А работу дашь? За работу платить будешь?
– Работы много, работников нет, с тем к вам и пришел, – поклонился дед и принялся загибать пальцы, – коровник, свинарник, птичья ферма, да вот еще луга заливные надо косить, а картофельные поля, а луковые, а морковные со свекольными!
Народ молчал и пожирал деда глазами.
– Платить буду, в месяц дважды, как при Советах было. Оформление по трудовому договору с полным социальным пакетом. Зарплата не шибко жирная, но ничего, жить можно! Дома будем строить всем миром, избы есть, но мало, да и семьи у вас разные, так что надо будет отделяться, не все же коммуной жить!
– Так что дед, в коммунизм зовешь? – всплакнул кто-то из толпы беженцев.
– В коммунизм, – немедленно согласился дед, – но коммунизм, такой, какой должен быть по-настоящему, без фальши.
Вместо двухсот работников дед нанял триста да еще с детьми и до самой полуночи отвозил их в свою коммуну на стареньком, но исправном автобусе.
Чудо
Настенька родилась не вдруг. Родители ее долго желали ребенка, ходили по врачам. Отчаялись, пошли по бабкам. Отчаяние, наконец, привело их в один храм и старенький священник, усмехаясь в усы над глупостью человеческой, посоветовал им обвенчаться, а обвенчавшись, дать обет Вседержителю, посвятить чадо Богу. Просто и ясно. В деревенской глуши Астраханского края была найдена церковь, где батюшка не стал спрашивать и запрашивать анкетные данные, в советские времена крещения да венчания не приветствовались, а церковники, почти все состояли на службе в секретных службах страны и должны были сдавать верующих властям. На дворе же стоял 1965 год. Венчание прошло тихо и незаметно. А через месяц молодожены узнали, что ждут ребенка. Радости не было предела… В срок, как и положено, родилась дочь, голубоглазое чудо, Настенька. Спокойная, грустная и самостоятельная. Она тихо и незаметно жила, росла. Родители в ней души не чаяли, а прохожие замирали на бегу своих дел, оборачивались, восхищались, аки ангел, говорили они. И действительно, синие глаза ее из-под чернущих пышных ресниц смотрели всегда с пониманием, серьезно. Белокурые волосы восхитительными волнами спускались на плечи и когда солнечные лучи падали на голову Настеньки, казалось, будто нимб сияет… Любила она белые платья, одевалась всегда в светлое и ходила аккуратно, задумчиво обходя непогодные лужицы. По воскресеньям родители отвозили ее на рейсовом автобусе в ту самую деревенскую церковь, где и венчались. Тут уже Настеньку ждали, и даже тосковали по ней все прихожане, и сам батюшка. А она спокойно входила в храм, крестилась, кланялась достойно, не замечая жадных взглядов людей отчего-то влюбленных в нее. Потом Настенька шла на середину храма и тут, как раз напротив царских врат останавливалась, так она себя вела с самого младенчества.
Шло время и всегда немногословная, девочка заговорила с родителями о странных, даже диковинных вещах. Оказалось, она видит ангелов. В церкви, она не случайно выходила на самую середину, там всегда стоял ангел-страж. Величественный, как скала, он внимательно наблюдал за мыслями и чувствами прихожан. Пришел молиться, так молись, а не размышляй о домашних делах и прочей житейской ерунде, так он считал. Настенька видела и прочих ангелов, вечно занятых, серьезных, стремительных. Ангелы всегда все знали, к людям относились, как люди относятся, скажем, к умалишенным и не просто к умалишенным, а к буйно помешанным в своей семье. Тяжеленная ноша, но деваться некуда, надо терпеть все припадки домашних сумасшедших и нести эту ношу…
Конечно, сложновато было такой девочке учиться в советской школе. Но Настенька, оказалась, на редкость умна и никак не показывала сверстникам и учителям своей необыкновенности. Одну только и считали за нею странность. Она не любила компаний, не гуляла ни с кем, не выпивала вина и никак не реагировала на слова влюбленных в нее парней.
И вот наступило сумасшедшее время, которое «умники» обозвали перестройкой. Одно и было хорошо, стали восстанавливаться храмы да монастыри. Настенька, стройная белокурая девушка поступила на филологический в педагогический институт в Астрахани. По-прежнему ездила она в деревенский храм и тот же батюшка уже совсем-совсем старенький, вел службы, а Настенька пела в немногочисленном церковном хоре.