Пьянящий вкус жизни (Сильнее времени)

Джоансен Айрис

Кэтлин поняла, что имел в виду Пердо.

– Он не принимает заказов. Шьет платье, а затем посылает кого-нибудь сообщить вам, что оказал честь, создав для вас наряд. Одно из его платьев я надевала, когда мне вручали «Оскар».

– Жаль, что я пропустила эту передачу.

– Меня поразило то, что он разглядел во мне. – Челси искоса посмотрела на Кэтлин. – Я покажу тебе это платье, когда вернемся в отель.

Кэтлин казалось, что после стольких часов, проведенных в магазине Лакруа, она уже никогда не захочет смотреть ни на один наряд, но тут в ней проснулось любопытство. Ей было интересно узнать, какой увидел Челси этот красивый и умный человек.

– А, вот и он! Молодец! Действительно

толковый парень, – сказала вдруг Челси, увидев кого-то за окном лимузина.

Кэтлин не поняла, о чем идет речь.

– О ком ты?

– О человеке в темно-сером костюме.

Кэтлин продолжала недоумевающе смотреть на Челси.

– Это детектив Рено, которого нанял Алекс, чтобы охранять тебя все то время, что ты будешь заниматься перевозкой всяких этих штучек из Версаля и обратно. – Челси удивилась тому, что Кэтлин явно не догадывалась об этом. – Разве он не предупредил тебя? Мне он сказал, чтобы я не волновалась, если замечу «хвост». А он знал, что я сразу замечу. – Она слегка скривилась. – Во время съемок студия всегда нанимает детективов, чтобы застраховаться от всевозможных случайностей. Ведь тогда неустойку платят они.

Алекс не стал предупреждать Кэтлин о том, что теперь за ней повсюду будет следовать по пятам телохранитель. Приехав в Париж, Кэтлин сразу оказалась столь загружена работой, что почти забыла о Ледфорде. Теперь прежние страхи вновь проснулись в ней.

– Эй! Что с тобой? – Челси внимательно заглянула ей в глаза.

Кэтлин через силу улыбнулась:

– Видимо, просто устала. Столько новых и непривычных впечатлений…

– Я подойду к тебе попозже. – Челси поправила шифоновую оборку на своем светлом воздушном платье, на секунду задержавшись в дверях Зеркального зала Версаля и окидывая взглядом его пышное великолепие. Озорно и в то же время подбадривающе подмигнула Кэтлин. – Представление начинается!

Кэтлин торопливо отступила в сторону, увидев, что на встречу улыбающейся актрисе ринулись репортеры с диктофонами, блокнотами и телевизионными камерами. Она уже выдержала несколько встреч и всякий раз ловко уходила в тень, предоставляя Челси возможность справляться с ними в одиночку. Челси ловко вертела ими как хотела, направляя внимание журналистов туда, куда требовалось и в то же время сохраняя непринужденность, придавая блеск происходящему, наполняя пространство вокруг себя жизнью, энергией и весельем. И Кэтлин в который раз порадовалась, что Алекс остановил свой выбор на ней. Челси блестяще справлялась с возложенной на нее задачей.

После того как репортеры, отщелкав положенное число кадров, оставили Челси в покое, к ней устремились, будто мухи на мед, многочисленные гости. Кэтлин по-прежнему держалась несколько в стороне. Отлаженный механизм великосветского приема работал плавно, без сбоев, и ее часть работы на сегодня была закончена.

В дальней части зала оркестр играл Вивальди, но Кэтлин улавливала лишь отдельные такты: ровный гул голосов и звон бокалов заглушал отдаленные звуки музыки. Повсюду сновали официанты в белых костюмах и с подносами в руках. Полы были устланы коврами. Светились люстры. А над длинным столом, уставленным блюдами с белугой, икрой, омарами, возвышалась великолепная статуя Танцующего Ветра работы Ле Клерка.

Статуэтка, как и приглашенные гости, отражалась в семнадцати зеркалах, увеличивая глубину зала и создавая впечатление более многолюдного собрания, чем это было на самом деле. И Кэтлин всматривалась в этот призрачный мир зеркал, в котором, как в калейдоскопе, группки людей то сходились, то расходились в разные стороны, образуя новые узоры и сочетания цветов. И в какой-то момент у нее возникло ощущение, что это пышное сборище, в сущности,

мало отличается от тех, что проходили в те времена, когда жила Катрин. Она никогда не была здесь на балу, но Жюльетта вполне могла однажды оказаться в этом самом зале и также могла смотреть на свое отражение в зеркале и на сводчатый потолок, расписанный сценами, прославляющими Короля – Солнце, как делала это сейчас Кэтлин.

– Вот вы где! А я высматриваю вас повсюду!

Кэтлин оторвала взгляд от узоров на потолке, расписанном Ле Брюном, и увидела Джонатана, показавшегося ей еще более громадным, чем в его собственном кабинете.

– Здравствуйте, Джонатан. До чего же приятно встретить в этой толчее знакомое лицо, – улыбнулась она ему. – И уже увидела за последние несколько минут трех кинозвезд, премьер-министра и одного нефтяного магната. Это начинает подавлять меня.

– Сегодня у вас нет повода испытывать иные чувства, кроме гордости и удовлетворения. Вы блестяще все организовали. Словно у вас за плечами не одна презентация, а по крайней мере десятки. – Джонатан взял ее под руку, и Кэтлин снова ощутила невероятный ток уверенности, благополучия и покоя, что исходили от него. – И кроме того, им выглядите великолепно. Как королева. Словно родились в этом дворце.

Она засмеялась, с сомнением покачав головой:

– А у меня уже несколько раз возникало ощущение: не сбежала ли я из психиатрической лечебницы? Не чудится ли все это мне? Последние дни были самыми тяжелыми. Теперь смотрю и не верю своим глазам. Неужели кто-то может чувствовать себя комфортно в этой обстановке? Столько людей, столько света, столько отражений!

– И все – дело ваших рук! – Джонатан взял бокал с шампанским с подноса проходящего официанта и протянул ей. – Выпейте и перестаньте терзать себя. Наслаждайтесь тем, что видите. – Он сделал глоток из своего бокала и посмотрел поверх голов. – Миссис Бенедикт, кажется, пользуется успехом.

– Поразительная женщина! Стоит ей заговорить с кем-нибудь, и через пять минут он готов ради нее в лепешку расшибиться. Она может вертеть этими журналистами как хочет. Видели бы вы, как они вытягиваются перед ней в струнку. Ни одному генералу не удается добиться такого от своих солдат.

– До меня доходили слухи, что она отнюдь не всегда ведет себя таким дипломатическим образом и далеко не всегда соглашается подлаживаться к – ситуации. Должно быть, вы и ваши духи ей понравились, если она согласилась на время укротить свой норов, – задумчиво сказал Джонатан. – Она нравится вам?

Кэтлин с воодушевлением кивнула:

– Да, очень! Она такая… настоящая. Ни капли фальши. Хотите, я познакомлю вас с ней?

– Мы познакомились в прошлом году. На одном из званых обедов в Белом доме. Я знаком почти со всеми, кто приглашен сегодня сюда. Хотите, я представлю вас Миттерану или Кракову?

– И Краков тоже здесь? Я не видела его.

– Вон он стоит, возле искусственной пальмы. Кэтлин с интересом посмотрела на легендарного героя, и он не разочаровал ее. Он был высок, строен и одет с той же безликой элегантностью, что и остальные мужчины явившиеся на прием. Лишь неровный шрам, который проходил по его левой щеке, да глубоко посаженные печальные глаза заставляли взгляд задержаться на его лице. Он казался святым или… мучеником. Ее мать pacсказывала, что этот шрам остался с юности, когда Кракова пытали гестаповцы, пытаясь выведать у него, где находится штаб датского Сопротивления в Копенгагене. Им не удалось выбить из него ни единого слова. И после того, как его освободили, два года ушло на лечение: настолько он был избит и покалечен. Он стал национальным героем. А после окончания Второй мировой войны вошел в число виднейших европейских политиков.