Пьяный корабль. Cтихотворения
Шрифт:
Ты гаже сотни сук, глупей, чем Калибан!
Смеюсь и слезы лью; глупец! твоих обеден
Не надобно – принять прощенье не смогу;
Я проклят навсегда, я пьян, безумен, бледен;
Мне мерзко все, что спит в твоем тупом мозгу;
Усни и ты, святой! Покой тебе не вреден.
Ты свят, о да, ты свят! В нелепостях белесых
И скопческим умом, и нежностью шурша,
Ты фыркать норовишь, как гурт китов безносых;
Спеша
Ты вдребезги разбил свой кривоватый посох!
Господень Зрак, ты – трус! Я эту тайну выдам —
Пускай смертельный хлад божественных ступней
Дыханье мне собьет… Твой лоб запродан гнидам!
Сократ и Иисус, святые давних дней,
В ночи воздайте честь Тому, Кто мерзок видом!»
Надрывно я кричал, а ночь была светла
И благостна; меня трепала лихорадка;
И призрак просквозил вдоль потного чела,
И злобу с губ кривых омыл он без остатка…
– О темные ветра, кляните Князя Зла!
Я стану слушать вас в немеющих просторах
Лазури, где, хвосты кометам удлиня,
Порядок, вечный страж, толчками вёсел спорых
Плывет сквозь океан небесного огня
И бреднем по пути сгребает звездный ворох!
Исчезни поскорей, постыдная удавка!
Томительная сласть прожеванной тоски
Впивается в десну, как жадная пиявка —
Так зализать в боку торчащие кишки
Пытается, скуля, пораненная шавка.
О милосердьи врут – ни шагу вправо-влево…
– О, как меня мутит от скорбных ланьих глаз,
От липких сальных слов тягучего напева,
От кучи сосунков, что славят смертный час —
Святые, мы ещё нагадим вам во чрева!
Что говорят поэту о цветах
Господину Теодору де Банвилю
I
Чернеет лазурь над тобой,
Топазами бездну исторкав,
А Лилии бледной толпой
Сопят, как клистиры восторгов!
Век саго растит из зерна
Не грезу – крахмал и глюкозу,
А Лилии выпьют до дна
И высосут всю твою Прозу!
Они у Кердреля в груди!
Они в образцовом сонете
Тридцатого года; гляди —
И у Менестреля в букете
Они же! Все Лилии! Сплошь!
Как грешницу в белой сорочке,
И ты сладострастно введешь
Дрожащую
Когда же сойдешь поутру,
Белея рубахою потной,
Наполнит ее на ветру
Душок Незабудки болотной.
Но стих твой одной лишь открыт
Сирени – о вымысел жалкий! —
Да сладким плевкам Альсеид,
Духмяным соцветьям Фиалки!..
II
Поэты, вам хочется Роз,
Раздувшихся, дышащих, алых,
Чтоб лавр их до неба вознес
На стеблях октав небывалых!
Чтоб, сдув их, как снежную пыль,
И вихрем подняв краснокрылым,
Пыльцою швырнулся БАНВИЛЬ
В глаза близоруким зоилам!
В лугах приминая былье,
На Флору тихоня фотограф
Глядит, многоликость ее,
Как винные пробки, одобрив.
И вот – что за немощный сброд
Растений, тщедушных и ломких!
Их такса и та перейдет,
Как мелкую заводь, в потемках!
И вот – что за пакостный вид
Рисунков, где Лотос синюшный
В елейном сюжете манит
Причастницы взор благодушный!
Цветистая ода – точь-в-точь
Окошко цветущей девицы;
А на Маргаритку не прочь
Любой махаон испражниться.
– Тряпья! Подходите! Репья!..
Цветы по отжившим Салонам
Ползут, от натуги скрипя!
Отдать их жукам искушенным,
Всех этих уродцев нагих,
Убогих питомцев Гранвиля!
Светила бессильные их
Мерцанием млечным вспоили.
О, ваших свирелей напев —
Сусальные, сладкие слезы!..
Да все эти Лилии – блеф,
Сирень, и Фиалки, и Розы!
III
Чистюля охотник! Ты снял
Чулки и сигаешь по травке.
Ты страху на Флору нагнал —
Навел бы в ботанике справки!
Вдруг примешь сверчка среди трав
За шпанскую мушку – по сути ж
Ты, Рио на Рейн поменяв,
Флориду в Норвегию сунешь.
Однако Искусство не в том —
Ты это, любезный, осмысли, —
Чтоб на эвкалипте любом
Гекзаметры змеями висли;
Как будто нужны акажу,
Растущие в дебрях Гвианы,
Всего лишь прыжкам сапажу
Да тяжкому бреду лианы!