Пьяный корабль. Cтихотворения
Шрифт:
И не возьмут меня ганзейцы на буксир.
Я, вздымленный в туман, в лиловые завесы,
Пробивший небосвод краснокирпичный, чьи
Парнасские для всех видны деликатесы —
Сопля голубизны и солнца лишаи;
Доска безумная, – светясь, как скат глубинный,
Эскорт морских коньков влекущий за собой,
Я мчал, – пока Июль тяжелою дубиной
Воронки прошибал во сфере голубой.
За тридцать миль морских я слышал рев
И гонный Бегемот ничтожил тишину, —
Я, ткальщик синевы, безбрежной, недвижимой,
Скорблю, когда причал Европы вспомяну!
Меж звездных островов блуждал я, дикий странник.
В безумии Небес тропу определив, —
Не в этой ли ночи ты спишь, самоизгнанник,
Средь златоперых птиц, Грядущих Сил прилив?
Но – я исплакался! Невыносимы зори,
Мне солнце шлет тоску, луна сулит беду;
Острейшая любовь нещадно множит горе.
Ломайся, ветхий киль, – и я ко дну пойду.
Европу вижу я лишь лужей захолустной,
Где отражаются под вечер облака
И над которою стоит ребенок грустный,
Пуская лодочку, кто хрупче мотылька.
Нет силы у меня, в морях вкусив азарта,
Скитаться и купцам собой являть укор, —
И больше не могу смотреть на спесь штандарта,
И не хочу встречать понтона жуткий взор!
Последние стихотворения
Воспоминание
I
Прозрачность вод, как соль слезинок в колыбели,
Стремленье женских тел к полуденному зною,
Лилеи чистые, хоругви под стеною,
Где девственницы кров себе найти сумели;
Налеты ангелов; – нет… золотые токи
И тяжесть темных рук, что травный дух впитали;
Над нею, сумрачной, лазурь небесной дали
И тень, которую отбросил холм высокий.
II
О, блестки пузырьков и влажный кафель пола!
Поблекшим златом вод захлестнутое ложе.
Девичьи платьица, что цветом с цвелью схожи,
Как ивы, в чьей листве пичуг отряд веселый.
Как веко желтое, блистательней дуката,
Кувшинку верности раскрыла ты, Супруга!
На тусклом зеркале страдаешь от недуга —
Ревнуешь к солнцу ты – недолго до заката.
III
С отменной выправкой мадам идет по лугу,
По зонтичным она плывет, сминая травы,
И держит зонтик свой; повадки величавы;
А дети на траве, поближе сев друг к другу,
Читают красный том в сафьяне. Горе бедной!
Как сонмы ангелов оставив на
Он за горой исчез. Она в душевной смуте
Бежит, холодная, за канувшим бесследно.
IV
О, травы чистые, скорбя, вы приуныли!
Сокровище луны апрельской! Одр священный
В заречной хижине, покинутой, блаженной
В тот вечер августа, что веет духом гнили.
Пусть плачет под мостом она! Здесь воздух жаркий,
И дышат тополя, что ветра ждут у хляби,
А скатерть серая без отсветов, без ряби,
Землечерпальщик-дед на неподвижной барке.
V
Я как игрушка вод немых, не в силах боле…
О неподвижный челн! как, руки, коротки вы,
Ни желтый не сорвать, ни тот цветок красивый,
Что в пепельной воде манит меня, как в поле.
Стряхнут пыльцу крыла на иве иль раките.
О, розы тростников не сжеваны доныне!
Мой челн прикован здесь, и в бездну водной стыни
Уходит цепь его – в какую муть, скажите?
Мишель и кристина
Стой, жди, покинет солнце наш простор!
Беги, ручей! Вот тени путевые.
Гроза на ивы, на парадный двор,
Как с гор, стремит потоки дождевые.
Солдаты белые, о, сто ягнят
Идиллий, акведуки, вереск тощий,
Бегите! рощ, долин, степей наряд
И горизонты красны под грозою.
Пастух-смуглец с собакой, с белым стадом,
Развеяв плащ, беги от горних стрел;
Спеши, когда уж плыть по тьмам и смрадам,
Найти внизу приятнее предел.
Но, Господи! И вот мой дух летит
С небес, где льдяно-красная метель, с
Небесных туч, которые летят
На сто Солон, длиннее длинных рельс.
Вот сто волков суровою крупою
Уносятся, влюбившись в запах рут,
Полдневною Господнею грозою
В Европу, где сто диких орд пройдут!
Затем и свет луны! Везде лужайки.
Блуждая взором в черных облаках,
Красны стрелки на бледных рысаках!
И камешки звучны для гордой шайки!
Увижу ль желтый лес и светлый лог,
Голубоглазая, и смуглый, Галлы,
Пасхальный агнец лег у милых ног,
– Мишель, Христина, – и Христос! —
Конец идиллий.
Слеза
Вдали от птиц, от стад, от буржуазок
На вереске пивал я на коленях.