Пять из шести
Шрифт:
— Конкретно о том, что тебя пригласят на юбилей к Корниевскому, я, конечно, не знал, но что-то подобное предполагал.
Сологуб был явно доволен собой, и Ерёменко почувствовал себя уязвлённым.
— Может, теперь поделишься своими предположениями со мной? — Он не просил — требовал.
Сологуб расслышал в его словах раскаты не столь уж дальнего грома, потому поспешил с докладом:
— Тут, товарищ генерал-полковник, я думаю, всё идёт от «Латинского танго».
— Откуда?! — Ерёменко был совершенно
— Очень мягким и очень тёплым боком, товарищ генерал-полковник. Дочь Корниевского Лариса замужем за майором Максимовым.
Ах ты, чёрт! Ему же об этом вроде даже докладывали. Но потом эта важная деталь биографии разжалованного подполковника начисто вылетела из головы.
— Так ты думаешь, что это приглашение — его рук дело?
— Да Господь с тобой, Пётр Петрович! — отмахнулся от его слов Сологуб. — Майор до такого в жизнь бы не додумался. Я подозреваю, что он даже и не в курсе.
— Тогда кто? Я имею в виду, кто инициировал приглашение?
— Думаю, что супруга Корниевского Лариса Матвеевна. Уж больно она, говорят, умна. По крайней мере, моя «старуха» от неё в полном восторге. Они, видишь ли, немного приятельствуют.
— Так вы тоже приглашены?
— Ни боже мой! С моей Розой Лариса Матвеевна и так в контакте, а вот с супружницей вашей, Еленой, видимо, решила познакомиться.
— Так это что, меня, выходит, из-за жены пригласили?
— Боюсь, что так — развёл пуками Сологуб.
— И зачем всё это?
— Так я ж говорю: всё из-за «Латинского танго».
— Ты-то говоришь, да я-то ничего не понимаю, — нахмурился Ерёменко. — Давай по порядку и с подробностями.
— Слушаюсь. Операция «Латинское танго», как известно, вышла Максимову боком.
— Не ему одному, — буркнул Ерёменко.
— Оно так, — согласился с начальством Сологуб. — Но Максимов уверен, что операцию прикрыли на самой середине.
— И ты его уверенность разделяешь. — Ерёменко раздражался всё больше. — Помню я наш разговор, Михаил Иванович, но при чём моя жена?
— Так я к этому и веду, — поспешил заверить Ерёменко Сологуб. — Официально операция прикрыта. Придётся майору проситься в отпуск и продолжить изыскания частным, так сказать, порядком. И вот тут ему без Вяземского никак не обойтись.
Ерёменко вперил в Сологуба тяжёлый взгляд, но перебивать не стал.
— Причина тому проста, — продолжил Сологуб. — У Вяземского на руках крест, который, возможно, является одним из ключей к разгадке тайны угнанных вагонов, а может, и ещё что-то, что он от нас утаил.
Левая бровь генерал-полковника слегка изогнулась, требуя пояснений.
— Ну, не мог капитан Вяземский оставить наследникам один лишь крест, не присовокупив к нему сопроводительной записки.
— Логично, —
— Оперативное чутьё подсказывает мне, товарищ генерал-полковник, что три каппелевских офицера стибрили-таки тогда вагоны с золотом.
Оперативным чутьём генерал-лейтенанта Сологуба пренебрегать никак не следовало, и Ерёменко кивком выразил готовность продолжить слушания.
— Я посоветовал Максимову сблизиться с Вяземскими, но и Аристарх, и Екатерина, его, мягко говоря, послали. И вот уж отпуск близится, а подхода к Вяземскому всё нет.
— Постой, постой, — прервал Сологуба Ерёменко. — И теперь умнейшая Лариса Матвеевна решила совершить обходной маневр. На юбилее она знакомится с Леной, через неё со Светланой Фернандес и Екатериной Вяземской, потом добавляет в компанию свою дочь, и та через новую подругу делает попытку повлиять на её несговорчивого мужа, так?
— Где-то так, — кивнул Сологуб.
— А я, значит, должен всему этому потакать?
— Зачем потакать? — хитро прищурился Сологуб — Достаточно просто не мешать.
— Граждане, чей рюкзак?
В повседневной жизни эта женщина могла быть кем угодно: от вагоновожатой до профессора филологии, и носить любую одежду: от спецовки до делового костюма. Но в весеннем вагоне пригородного электропоезда почти все были дачниками, жаждущими встречи с простывшими за зиму стоками, а потому и одеты были одинаково, вне зависимости от пола, возраста и социального статуса.
Вопрос был задан вполне буднично, даже с некоторой ленцой, так, для проформы. Никто из сидящих рядом со стареньким рюкзаком, в котором и не было-то ничего, кроме пакета с цементом, который Бухлов какого-то рожна пёр на дачу, не сомневался, что сей момент откликнется чей-то голос и признает тару своей. И так бы оно и случилось, кабы сосед не заметил намерения Бухлова и не придержал его за коленку.
— Твой? — спросил он полушёпотом.
К развесёлой компании Бухлов прибился случайно…
На Курский вокзал он этим утром притопал загодя, и место в вагоне занял сразу, как электричку подали под погрузку. Потому и досталось ему место у окошка. Бухлов закинул рюкзак на багажную полку, а сам, притиснувшись плечом к стенке вагона, стал досматривать бестактно прерванный будильником утренний сон. Потому заполнение вагона осталось вне зоны его внимания.
Сон Бухлов досмотрел как раз к тому моменту, когда первая партия дачников, вспорхнув с насиженных мест, устремилась к выходу. Он глянул в окно, подумал о том, что ехать ещё и ехать, и хотел было вновь прикрыть глаза, — вдруг что ещё покажут? — как услышал: