Пять капель смерти
Шрифт:
Девица мотнула головой и посмотрела на Джуранского сощурившись, словно пытаясь понять, кто перед ней. Она застонала и попыталась поднести руки к вискам. Наручники помешали.
— А, кандалы… — сказала она. — Поздравляю, Ванзаров.
— Бить женщин — верх неприличия, но вы не оставили выбора. Подать воды?
— От вас ничего не возьму. От ищеек охранки — лучше смерть, чем помощь.
Джуранский угрожающе засопел.
— Мы не охранка, а сыскная полиция, и вы это отлично знаете, — сказал Ванзаров. — Так что, сударыня… Кстати, как вас
Ротмистр уставился на своего начальника, но сейчас Ванзарову было не до него.
— Как вижу, вы много знаете, — сказала она.
— Даже больше, чем вы можете представить, — согласился Ванзаров. — Так как вас величать?
— Раз все одно погибать, — красавица пожала плечами, — так лучше под своим именем. Меня зовут пани Ядвига Зелиньска. Я полька и горжусь этим. Ни о чем не жалею, ни в чем не буду раскаиваться. Все, что сделала, я сделала ради одной великой цели — свободы моей несчастной, униженной родины. Жалею только об одном: не успела нанести смертельную рану вашей империи.
На виске ее горела ссадина, волосы сбились в комок, под глазами выступили глубокие черные круги, но в порыве Зелиньска казалась удивительно прекрасной. Ротмистр невольно поправил галстук и пригладил волосы.
— Раз мы познакомились, пани Зелиньска, может, поговорим?
— Я ничего вам не скажу, — ответила она.
— Охотно верю, да и Мечислав Николаевич в этом не сомневается. Рассказывать вам придется полковнику Герасимову и его подручным. Они не будут церемониться. Мы же всего лишь побеседуем при вашем любезном согласии. Без всякого протокола, заметьте.
— Не интересует.
— А если я сделаю выгодное предложение?
Она усмехнулась:
— Выгодное? Мне? Билет до Варшавы?
— Лучше. Я не стану раскрывать начальнику Особого отдела полиции, кто на самом деле прятался под кличкой Совка и кто подкинул чужой снимок убитому офицеру Жбачинскому. Что избавит вас от общения с его подручными. Я даже не стану спрашивать, зачем вам понадобилась эта двойная игра. Годится?
— Вы принимаете меня за кого-то другого, — отвечает Ядвига. — То есть пекельна помилка, прошу пана [26] .
26
Это ужасная ошибка.
— Тогда расскажите, как убили Ивана Наливайного, Надежду Толоконкину и мистера Санже. Расстрел агентов в банке мы наблюдали. Что же касается доведения до скоропостижной кончины Эдуарда Севиера…
— Я не убивала их.
— Кого именно?
— Ивана, Надю, да и Джулиана тоже, а этого Севиера вовсе не знаю. — Она застонала.
— Ротмистр, принесите воды и капли. У Власкова наверняка имеются. И, пожалуйста, быстрее!
Джуранский
— Благодарю вас… — еле слышно сказала Зелиньска.
Ванзаров пересел поближе к ней:
— Как понимаю, пани Ядвига, если не вы это сделали, то остается госпожа Лёхина, или, точнее Раса Гедеминас Адамкуте.
— Раса в арестантской?
— К сожалению, нет. Вчера госпожа Адамкуте погибла. В этом кабинете.
— Ее били?
— Она захотела этого избежать. Воспользовалась оружием, которое вы ей предоставили. Выстрел прямо в сердце. Она не мучилась. Никто не успел даже пальцем пошевелить. Мне очень жаль. Поверьте.
Зелиньска закрыла глаза.
— Каждый должен платить за свободу свою цену. Раса заплатила свою. Иван был сумасшедшим, заносчивым, эгоистичным, но увлеченным существом. А Надя просто глупая, доверчивая дурочка. Джулиан — добродушный балбес, любитель денег, жизни и женщин. Убить их — большой грех.
— Намекаете, что Адамкуте смогла?
— Сами сказали: некому, кроме нее.
— Как вы узнали о смерти Наливайного?
— Утром 1 января приехала к Окунёву и застала его в состоянии глубочайшей тоски… — Зелиньска говорила медленно, смотря перед собой. — Он сказал, что Иван погиб, нашли на льду мертвым. К нему уже приходила полиция, он не представляет, как это могло случиться.
— А про смерть Надежды Толоконкиной?
— Раса сказала.
— Неужели? А мне кажется, что вы забежали в участок, закрыв лицо платком. Как будто знали, что с ней случилось. Искали ее? Или подозревали?
Ядвига промолчала.
Вошел Джуранский с наполненным стаканом. Она схватила и выпила большими глотками. Отдышавшись, сказала:
— Думайте что хотите… Мне хватает собственных грехов, за чужие отвечать не желаю. Было так: рано утром Раса с безумными глазами врывается в номер, который я снимала в «Сан-Ремо», заявляет, что Надежду засунули в сугроб и заморозили до смерти. Она сама видела мертвое тело в полицейском участке.
— И что же?
— Откуда она могла знать, что Надю именно засунули? Проговорилась…
— У вас большие способности к логике. Что же она сделал с Наливайным?
— Наверняка отвела на лед, там и покончила. Утопила.
— Как Раса справилась с господином Санже, он все-таки боксер?
— Вот уж не знаю… Опоила его чем-нибудь…
— Возможно. А где снимала квартиру?
— Не знаю, где-то на Васильевском.
— Разве не она снимала апартаменты в «Сан-Ремо»?
— Нет, я…
— Вам все ясно, Мечислав Николаевич? — спросил Ванзаров. — Вот как, оказывается, все раскрылось. Мы держали убийцу в руках. Теперь она навсегда ушла от возмездия. Что ты будешь делать, перехитрила сыскную полицию барышня…
Джуранский благоразумно промолчал.
Ванзаров предложил еще воды, но Ядвига отказалась.
— Раз все прояснилось, тогда простой вопрос из любопытства: кто придумал оставить записку от имени сыскной полиции портье «Сан-Ремо»?