Пять капель смерти
Шрифт:
Ничего себе простой вопрос. Говорю аккуратно:
— Много чего знаем…
— А знаем, как был убит Иван Наливайный?
— Думаю, да.
— И как же?
— Его опоили большой дозой сомы.
Вижу: не понравился ответ командиру моему, но пока терпит.
— И что же дальше?
— Приказали идти на лед, чтобы он упал в прорубь. Он упал на снег. А дотащить до воды сил у убийцы не хватило, — отвечаю.
— То есть убийца шел рядом с ним.
—
— Тогда ему пришлось лететь по воздуху: на снегу остались только следы жертвы. Если не считать следов ледорубов…
— Подмела за собой следы, то есть…
— Это уже не логика, а фантазии, — Ванзаров морщится, усы торчком. — Давайте проще и только факты.
— Отравили и отправили замерзать.
— При этом убийца знал, что сома… тьфу ты, наркотический состав вызывает жар?
— Конечно, знал. Еще бы не знать.
— И приказал идти на лед…
— Так точно, — говорю.
— Что «так точно»?! Если убийца мог управлять сознанием жертвы, почему убивал так сложно и рисковал, что жертва выживет? Почему не приказать подняться на крышу и броситься вниз?
— Тело надо было скрыть.
— А что в нем такого?
— Может, записную книжку уничтожить.
— Что мешало просто ее забрать?
— Не могу знать, — говорю. — По всему выходит, не во всем она такая умница. А все-таки дурой вышла.
Ванзаров споткнулся на ровном месте и спрашивает:
— Кто дура?
— Убийца. Зелиньска то есть. Или эта литовка скромная.
— Так, ротмистр. С майевтикой у нас с вами выходит не очень, — говорит мне Ванзаров. — Начнем еще раз. Допустим, Ивана убила пани Зелиньска. То, что она, не задумываясь, применяет оружие, мы видели. Психологически у нее хватит сил на такой поступок. Но для этого должен быть точный и важный мотив.
— Должен быть мотив, — соглашаюсь. — Только непонятно какой.
— Вернемся к двум англичанам, которых она опоила сомой. Ради чего?
— Ради денег.
— Это понятный и вразумительный мотив. Деньги ей нужны для революции или на шляпки. А ради чего она погубила американского дипломата?
— Тоже ради денег. Пятьдесят тысяч — не шутки.
— Чем ей помешала купеческая дочка?
— Может, денег не дала…
— Толоконкина не просила у родителей денег.
— Могла узнать, что подруга убийца, лишний свидетель.
— Хоть какой-то смысл, — соглашается Ванзаров. — Но зачем Зелиньской убивать безобидного гермафродита?
— Не знаю.
— Отвечайте точно.
— Иван что-то видел, или слышал, или подозревал.
— А конкретнее?
—
— И что из этого следует?
— Мог пожаловаться профессору, он бы отказал Зелиньской. Выгнал бы ее… Да мало ли что…
Ванзаров помолчал и спрашивает:
— О чем может думать человек в состоянии, в котором были профессор и Надежда?
— Только о новой порции… сомы, — говорю.
— Будет ли профессору дело до какой-то Веры Холодовой?
— Наверное, нет.
— И какой у нас остается повод для убийства Наливайного госпожой Зелиньской?
Не хочется, а признаешь: никакого.
— Пойдем дальше, — Ванзаров говорит. — Зелиньска видела, как действует сома… Да что такое! Ладно, пусть будет сома. Нужно ли ей проверять действие сомы на Иване Наливайном?
— Скорее незачем.
— Кем был Наливайный для профессора?
— Другом сердечным, сами говорили, как он убивался…
— А кем был профессор для нашей пламенной революционерки?
— Дойной кобылой… То есть коровой… Нет… — тут я запнулся. — Хотел сказать: курицей, несущей золотые яйца.
— Верное замечание. С помощью сомы Зелиньска могла заработать в Петербурге и в любом крупном городе России и Европы колоссальные деньги. Другой вопрос: сколько из них пошло бы на революцию? К началу января сома у Зелиньской заканчивалась. Не зря они с Расой Адамкуте ездили на дачу. Они искали волшебное зелье.
— Так точно, — говорю.
— Кстати, ротмистр, вам ясно, что городовые в Шувалове за поджог приняли?
— Не так чтобы очень…
— Да церемонию сомы: профессор подсвечником размахивал, огонь в окнах, вот они и решили, что пожар.
— Надо же, как просто… — говорю, а самого такая досада гложет: что же это я?
— Вернемся к нашим баранам. Получается, что Зелиньска была заинтересована в соме, но уничтожила невинного Наливайного, друга профессора, рискуя порвать отношения с поставщиком.
— Странно, конечно…
— И какой вывод? Она не причастна к смерти Наливайного? Заметьте, не я это сказал, — Ванзаров ухмыляется. — Займемся Марианной Лёхиной, то есть Расой Адамкуте. Почему мы подозреваем ее?
— Во-первых, явилась в участок убедиться в смерти Толоконкиной, во-вторых…
— С чего вы взяли, что Раса хотела убедиться в смерти Надежды?
Тут уж я возмутился:
— Я сам видел!
— Что видели?
— Она вбежала с криками «Помогите!», увидела купеческую дочку, оттолкнула городовых и тут же выскочила.