Пять красных селедок. Девять погребальных ударов

Сэйерс Дороти Ли

– Да, он там был. Уверена, мы сможем назвать вам точное время встречи с ним. – Чем больше мисс Кохран волновалась, тем отчетливее проступал в ее речи шотландский акцент. Она топнула ногами и подалась вперед, опершись руками о колени, словно рабочий в трамвае, готовый отстаивать свою точку зрения. – Наш поезд прибыл на конечную станцию в четырнадцать шестнадцать. Не слишком удобный поезд. Останавливался на каждой станции. Нам следовало подождать и сесть в Дамфрисе на поезд, отправлявшийся в тринадцать сорок шесть, но хотелось увидеться с сестрой Маргарет Кэтлин и ее мужем, ведь они уезжали в Англию. Они прибыли на станцию, чтобы встретиться с нами. Вместе мы отправились в отель, где пообедали, поскольку ничего не ели с восьми часов утра. В поезде еды не подавали.

В отеле можно было спокойно поговорить. Не хуже, чем в любом другом месте. После этого мы проводили Кэтлин с мужем и немного поспорили относительно того, что следует сделать дальше: сразу отправиться к моей кузине, у которой мы намеревались остановиться, или же сначала посетить выставку. Я сказала, что уже слишком поздно, чтобы предпринимать поход на выставку, но Маргарет предложила посмотреть на расположение полотен, чтобы на следующий день разглядеть каждое более внимательно. Я согласилась, что это разумно. Мы сели в трамвай и примерно в половине пятого или чуть раньше уже были на выставке. В первом же зале мы столкнулись с мистером Фергюсоном, направлявшимся к выходу. Конечно, мы остановились, чтобы немного поболтать. Мистер Фергюсон сообщил, что обошел всю экспозицию, но собирается проделать это еще раз на следующий день, и он прошелся по залам вместе с нами.

Уимзи, изо всех сил старавшийся удержать в голове расписание поездов и поспешно высчитывавший время отправления и прибытия, прервал рассказ мисс Кохран:

– Мистер Фергюсон действительно осмотрел всю экспозицию?

– Да. Он рассказал нам о расположении картин и упомянул о тех, что понравились ему больше других. Мистер Фергюсон прибыл в Глазго тем же поездом, что и мы. Только наверняка сразу отправился на выставку.

– Поезд в четырнадцать шестнадцать. Да, конечно. Он сел на него в Дамфрисе. Он останавливается там в одиннадцать двадцать две, не так ли? Вы видели мистера Фергюсона на платформе?

– Нет. Но это вовсе не означает, что его там не было. Ведь он путешествовал в вагоне для курящих. Мы же предпочли старый добрый дамский вагон, поскольку не любим курить в замкнутых пространствах. В любом случае мистер Фергюсон видел нас в Глазго, хотя мы его не заметили. При встрече он так нам и сказал: «Я видел вас на станции, а вы меня – нет. Это Кэтлин и ее муж были с вами?» После этого сообщил, что приехал тем же поездом.

– Отлично, – кивнул Уимзи. – Что ж, теперь, пожалуй, нам надо навестить Фергюсона. Вернее, не нам, а полиции.

Мисс Кохран покачала головой:

– Вам меня не обмануть. Вас выдают глаза. И, если честно, мне кажется, что вы и есть убийца.

– Нет, – возразил он. – Вот этого преступления я как раз и не смог бы совершить. По той простой причине, что не умею рисовать.

Гоуэн

Инспектор Макферсон из Керкубри был из тех старательных и лишенных воображения людей, для которых ни одна версия не является надуманной и непременно должна быть включена в расследование. Он любил вещественные доказательства и не принимал в расчет такие банальные заключения, как невозможность совершения того или иного деяния с точки зрения психологии. Начальник полиции представил ему обстоятельства смерти Кэмпбелла, и Макферсон понял, что они указывают на виновность кого-либо из художников. Эти обстоятельства ему понравились. И медицинское заключение тоже: четкое, веское, содержательное описание трупного окоченения и состояния пищеварительного тракта покойного. Созерцание расписания поездов тоже доставило инспектору удовольствие. Ведь все эти цифры можно было занести в таблицу и тщательно проверить. Факты же, касающиеся обнаруженной на мольберте картины, привели Макферсона в уныние. Речь шла о предмете, в котором он совершенно не разбирался, но был готов положиться на опыт эксперта. Макферсон, например, не стеснялся выслушать мнение своего кузена Тома относительно электричества и посоветоваться с сестрой Элисон в том, что касалось женского белья. В общем, инспектор был готов принять на веру факт, что джентльмен вроде Питера Уимзи вполне способен разбираться в

живописи и технике письма различных художников.

Макферсон предположил, что все местные живописцы вполне годятся на роль подозреваемого независимо от того, насколько они богаты, уважаемы и мягкосердечны. Для него не имело значения, ссорились ли они с покойным Кэмпбеллом или нет. Керкубри являлся вверенной ему территорией, поэтому он считал своим долгом собрать разнообразную информацию о проживающих здесь художниках обоих полов и проверить у них наличие алиби – неважно, молодые они или старые, добродетельные или не очень. Действовал инспектор добросовестно, не сделав исключения ни для прикованного к постели Маркуса Макдональда, ни для лишь недавно поселившейся в Керкубри Хелен Чемберс, ни для девяностодвухлетнего старика Джона Питерсона, ни для Уолтера Фленагана, вернувшегося с войны с протезом вместо ноги. Макферсон отметил отсутствие Уотерса и Фаррена, однако не сделал из этого факта таких умозаключений, как лорд Питер. После обеда он объявился на крыльце мистера Гоуэна с блокнотом в руке и печатью добродетели на лице. Инспектор Макферсон оставил мистера Гоуэна напоследок, поскольку опасался навлечь на свою голову неприятности. Всем было известно, что утром Гоуэн работает и не терпит вторжения в личную жизнь до обеда.

Дверь отворил типичный английский дворецкий и коротко ответил на вопрос инспектора:

– Мистера Гоуэна нет дома.

Инспектор пояснил, что пришел по официальному делу, и еще раз попросил аудиенции у хозяина дома, однако дворецкий высокомерно повторил:

– Мистера Гоуэна нет.

Тогда Макферсон поинтересовался, когда мистера Гоуэна можно застать. И дворецкий снизошел до объяснения:

– Мистер Гоуэн уехал.

Для шотландца этот глагол имеет несколько иное значение, нежели для англичанина, поэтому инспектор спросил, вернется ли мистер Гоуэн к вечеру. Вынужденный прояснить ситуацию, дворецкий невозмутимо произнес:

– Мистер Гоуэн уехал в Лондон.

– Вот как? – Инспектор мысленно обругал себя за то, что так долго откладывал визит в этот дом. – Когда это случилось?

Дворецкий счел этот допрос в высшей степени неприличным, но тем не менее ответил:

– Мистер Гоуэн уехал в Лондон в понедельник вечером.

Инспектор изумленно посмотрел на дворецкого:

– В котором часу?

Судя по всему, в душе вышколенного слуги происходила внутренняя борьба, и все же он сумел сохранить самообладание:

– Мистер Гоуэн сел на поезд, отправлявшийся в восемь сорок пять из Дамфриса.

Инспектор задумался. Если это правда, то Гоуэна можно исключить из списка подозреваемых, но прежде необходимо проверить информацию.

– Я все-таки войду, – сказал он.

Дворецкий мгновение колебался, однако, заметив, что за этой беседой с интересом наблюдают соседи, милостиво отошел в сторону и впустил посетителя в красиво декорированный деревянными панелями холл.

– Я расследую обстоятельства смерти мистера Кэмпбелла, – пояснил инспектор.

Дворецкий молча кивнул.

– Должен заметить, у нас появились веские основания полагать, что вышеозначенный джентльмен был убит.

– Я понимаю.

– В таком случае вы наверняка понимаете, что для нас важно поговорить со всеми, кто видел мистера Кэмпбелла незадолго до смерти.

– Разумеется.

– К тому же нам необходимо знать, где находился каждый в то время, когда произошло преступление.

– Естественно.

– Я не сомневаюсь, – продолжил гнуть свою линию инспектор, – что если бы мистер Гоуэн был дома, то, несомненно, оказал бы нам любую посильную помощь.

Дворецкий выразил уверенность в том, что его хозяин был бы просто счастлив сделать это. Макферсон раскрыл свой блокнот.

– Ваше имя Хэлкок, не так ли? – спросил он.

– Элкок, – с упреком произнес дворецкий.

– «Ха», «э» и два «эль»?

– В моей фамилии нет буквы «ха», молодой человек. Первая буква «э» и только одно «эль».

– А теперь, мистер Элкок, – это лишь формальность, вы же понимаете, – скажите, в котором часу мистер Гоуэн уехал из Керкубри в понедельник вечером.