Пять лет спустя или вторая любовь д'Артаньяна
Шрифт:
— В вашем положении это может дать пищу для сплетен, — осторожно сказал он, надеясь, что она поймет все, что осталось за его словами.
— Он обещал на мне жениться.
— Но ведь вы сейчас в трауре. Как посмотрят на это друзья и родственники вашего покойного супруга?
— Когда закончится траур. Я не собираюсь нарушать традиции.
— У вас есть земля где-нибудь под Парижем?
— Да, небольшой клочок, рядом с городком Пьерфон.
— И дом там есть?
— Скромное шале.
— Почему бы вам не отвезти Портоса туда?
— Но дю Валлон, — д'Артаньян вспомнил,
— Вы сможете вернуться, когда он поправится.
— Я понимаю…
— Я говорю так из симпатии к вам.
— И это понимаю…
— Атос уехал, Арамис увлечен своей герцогиней…
— Дю Валлон рассказывал о ней.
— А вдали от Парижа на свежем воздухе он быстрее поправится.
— Наверное, вы правы, — прошептала вдова. — И все же я никуда не поеду.
— Почему?
Луиза подняла на него глаза. В них теперь светилась решимость, а губы были сжаты и превратились в тоненькие ниточки.
— Я хочу приехать туда госпожой дю Валлон!
Д'Артаньян подумал и больше не заговаривал об отъезде друга.
Глава 37
Впервые за пять лет д'Артаньян почувствовал себя в Лувре лишним.
Он, как всегда, скрупулезно выполнял свои обязанности, дежурил раз в три дня и тогда ночами спал в своем любимом кресле у королевского кабинета, но всей кожей чувствовал: в отношении к нему Людовика что-то неуловимо изменилось, король отдалился. И в то же время в его поведении по отношению к лейтенанту своих любимых мушкетеров появилось нечто, что можно было бы назвать невнятным проявлением чувства вины, если, конечно, мы осмелимся предположить, что такое чувство доступно королям. Каким-то неисповедимым путем он догадался, что лейтенант влюблен в фрейлину королевы мадемуазель де Отфор. Казалось бы, что из того? При дворе каждый день происходили драмы неразделенной или обманутой любви, но почему-то именно по отношению к своему лейтенанту король испытывал легкую неловкость. Самое неприятное, что и лейтенант это чувствовал.
И посоветоваться было не с кем.
Атос уехал, и от него не было ни слуху, ни духу.
Арамис впервые на памяти д'Артаньяна страстно влюбился, и все его дни были наполнены ожиданием, подготовкой встреч с герцогиней и, конечно, самими встречами, место для которых с невероятной изобретательностью находила прекрасная ди Лима.
Больной Портос медленно погружался в нежную трясину любви, заботы, ласки, преданности и, как недавно узнал д'Артаньян, — несокрушимого женского упрямства.
Тем временем происходили события, прямо или косвенно влиявшие на судьбу Франции, а лейтенант оказался в силу обстоятельств в стороне от них.
Королева-мать, укрепившись в Бельгии, бомбардировала Париж своими письмами, в которых осыпала кардинала Ришелье обвинениями, как обоснованными, так и вымышленными, порой просто фантастическими. Ненависть, как известно,
Сгущались тучи и на юге Франции. Сведения о брожении в Лангедоке и сопредельных провинциях еще с прошлого года приходили в Париж. Тревожно складывались дела и на границе с Нидерландами: вот-вот к недовольным готов был присоединиться город Седан, принадлежащий герцогу де Буйону, вечному заговорщику и смутьяну, тому самому, который по вине переводчиков вошел в роман Александра Дюма “Двадцать лет спустя” под именем герцога Бульонского. И, как всегда, в любой момент готова была поддержать Марию Медичи Испания.
Словом, у противников Ришелье появились определенные шансы на успех, и если бы они действовали более решительно, кто знает, как повела бы себя ветреная госпожа История.
Но Гастон выбрал именно это смутное время, чтобы влюбиться в Маргариту де Водемон, дочь Лотарингского герцога Карл IV. Заговорили о неминуемом браке. Два герцогства, Орлеанское и Лотарингское, стали исподволь готовиться к нему, неторопливо, но с размахом.
Кардинал Ришелье сразу же увидел опасность, таящуюся в этом, традиционном, на первый взгляд, матримониальном развитии страстного романа: возникала возможность объединения владений герцога Орлеанского, не забывшего о прошлой независимости Бургундии, Лотарингии и герцогства Седан. Если к ним присоединится извечно неспокойный юг, готовый вспыхнуть Лангедок, все это может создать нешуточную угрозу Франции. По настоятельной рекомендации кардинала, Людовик заявил категорически, что он не может благословить, как старший брат и король, наметившийся брак. Тогда Гастон обвенчался тайно. Впрочем, что это за тайна, если в нее посвящены два огромных, живущих, в основном, сплетнями, двора?
Нарушение королевского повеления и тайный брак послужили предлогом Людовику для вторжения в Лотарингию.
Король вышел во главе своей армии и дошел до Реймса.
Д'Артаньян был оставлен в Лувре охранять королеву.
Каждый день он видел, как грустная, замкнутая Маргарита де Отфор приходит на утренний прием к Анне Австрийской и молча сидит какое-то время за вышивкой, чтобы потом, ссылаясь на головную боль, испросить разрешения удалиться.
Его сердце разрывалось от жалости к девушке и от ревности к застрявшему в великолепном Реймсе королю. Он ловил на себе сочувственные взгляды королевы и оттого терзался еще сильнее.
Так прошло несколько дней, тусклых и унылых, вопреки раннему победному приходу весны и буйному солнцу, заливающему Париж, заставляя набухать почки на деревьях, отчего жесткая, четкая графика парижских бульваров вдруг как бы подернулась сиреневатым туманом.
На Лувр опустилось сонное оцепенение — из бесчисленных помещений дворца исчез сонм блестящих кавалеров, одно только присутствие которых вызывало необычное оживление у прекрасной дам.
И тут, совершенно внезапно, как, впрочем, всегда все происходит в жизни, в тусклую жизнь лейтенанта ворвались странные события, подхватили его, повлекли за собой и выбросили на каменистую отмель, словно горный поток.