Пять лет замужества. Условно
Шрифт:
Вечером того же дня, сидя с новой своей знакомой в соседней забегаловке и потягивая шампанское из фужера, Митенька был уверен в своём чувстве, и переубедить его уж никто не смог бы – а именно отпрыск хозяина города по уши влюбился в приезжую девчонку из Москвы, которая была старше него на пару лет. Хоть Анфиса и не сказала ему своего возраста, он был уверен, что ей не больше двадцати – да это и неважно, потому что, во-первых, любви все возрасты покорны, во-вторых, в наше время это даже модно, когда женщина старше своего воздыхателя, а в-третьих... Да какое значение вообще может иметь возраст, когда Митенька первый раз в жизни полюбил, да так сильно, что голову просто-напросто потерял от
Целовались до одури они с Анфисой уже к концу второго дня знакомства. Однако ж посмотреть, что там, у гостьи из Москвы, под джинсами и кофтой, Митеньке так и не удалось ни на третий, ни на пятый день, поскольку Распекаева несмотря на всю страстность и пылкость своего молодого и неопытного кавалера, для которого вся эта любовная возня с объятиями и поцелуями была в новинку, твердила одно и то же – мол, я девушка приличная и хоть ты мне и нравишься, сам понимаешь, ничего большего, кроме поцелуя, тебе подарить не могу.
– Да что ж я должен сделать-то, чтоб ты мне... Чтоб ты мне... – замялся было Митенька, прижав даму сердца к водосточной трубе. – Что-нибудь посерьёзнее подарила, кроме поцелуев-то! – в ответ Анфиса только смеялась – легкомысленно и совершенно как-то отстранённо, чем только ещё больше распаляла желание младшего Коловратова.
– Я... – глухим, сдавленным голосом начал он. – Я... Я люблю тебя! – разрешился, наконец, он признанием. – Я вообще ещё никого не любил – так, некоторые девчонки нравились, да и то просто интересно было... Ну... Эта... Инка Косточкина. Но она дурная: всё время в обмороки падает. Шибздонутая какая-то. А таких как ты я ещё никогда не встречал! – признался он и покраснел, словно стыдливая девица, что ещё больше рассмешило нашу героиню.
– Да где уж тут тебе встретить-то! – покатывалась она со смеху, а Митенька в этот момент, набравшись храбрости, скользнул своей пухлой рукой ей под кофту и нащупал там волнующийся пышный бюст. От этого голова его пошла кругом, и он едва в лужу не кувырнулся.
– Будь моей! – задыхаясь от возбуждения и ударившей ему в голову молодой горячей крови, выкрикнул он. – Так что, что я должен сделать-то? Что? Ты только скажи! – на лбу его выступила испарина, глаза заблестели лихорадочным блеском, и Анфиса решила, что её обожатель достиг той наивысшей точки кипения, когда можно требовать от него все что угодно – промедление же в этот момент не сулит ничего хорошего: ещё секунда, и он повалит её в мартовскую лужу возле водосточной трубы и... И тогда сраму не оберёшься!
– Женись на мне и дело с концом! – брякнула она и улыбнулась ему своей обворожительной улыбкой.
– Правда? Ты не шутишь? И ты согласна выйти за меня замуж? – обалдело спросил он, чувствуя, что именно в этот момент ему привалило небывалое счастье, какого не было в его жизни никогда.
– Я такими серьёзными вещами не шучу, – серьёзно ответила Анфиса и, сказав, что ей пора в гостиницу, выскользнула из его ослабевших объятий и полетела в «Чертоги», оставив своего воздыхателя наедине с самим собой.
На следующий день Митенька перво-наперво пригласил её на свой день рождения и сказал, что именно завтра, на празднике в его
– А родители? Они не будут против нашего брака!
– Да я на них плевать хотел с высокой колокольни! Я с завтрашнего дня совершеннолетний! – несколько агрессивно заявил он (такое впечатление, будто его мамаша с выдвижной челюстью уже выразила своё недовольство по поводу будущего его брака) и заключил невесту в крепкие объятия, из которых не так-то просто было высвободиться.
Этого-то и ждала Распекаева. Всю ночь прыгала она с боку на бок на своей гостиничной койке, гадая, сделает ли ей предложение градоначальников сын или нет.
А Светлана Тимофеевна, надо заметить, не дремала – она уж на второй день знала, что у её мальчика с кем-то бурный роман. Ну, во-первых, мальчик совершенно перестал есть, а этого до сих пор не случалось никогда, во-вторых, слухи – слухи, которые в городе N распространялись с невероятной скоростью. Поначалу никто из энцев не мог распознать в девчонке с двумя забавными хвостиками Анфису Григорьевну Распекаеву, но на третий день она была разоблачена, о чём незамедлительно узнала супруга мэра. Узнав, она с час металась без чувств по залам огромного дома с переливающимися всеми цветами радуги пошлыми светильниками на всех без исключения стенах, потом решила навестить мерзавку Распекаеву и велела уже Аркадию подогнать машину к подъезду, но тут же отчего-то передумала и ограничилась тем, что послала домработницу за Катериной Андреевной Арашковой.
Та явилась через пятнадцать минут запыхавшаяся, вся взмокшая, в состоянии крайней взволнованности. Дамы закрылись в спальне градоначальницы и шушукались около получаса. О чём они там беседовали – автору дословно неизвестно, но кое-что – отдельные фразы всё-таки подслушать удалось, из чего стало ясно, что прокурорша остудила страстное желание Светланы Тимофеевны «нагадить мерзавке». Коловратова так и сказала сгоряча – мол, сейчас поеду в отель и так мерзавке нагажу, что мало не покажется! На что Катерина Андреевна довольно рассудительно проговорила:
– Ой, как бы, матушка, Светлана Тимофеевна, дров не наломать!
– А что такое? – вылупилась «матушка» на прокуроршу, и челюсть её еще больше выдвинулась вперед то ли от злости и негодования, то ли от того, что она каким-то образом дров может наломать вследствие её визита к Распекаевой.
– А такое! – взвизгнула Арашкова и даже на диване подпрыгнула. – Мы вообще не знаем, кто она такая! Может, она вовсе и не служит этой... Ну этой... – она натужно пыталась вспомнить, кем и где работает Анфиса, – заведующей отделом по внешним связям с заграничными партнёрами в фирме под названием «Коркес»! Может, и фирмы-то такой вовсе не существует! – с каждым словом глаза прокурорши округлялись от ужаса и страха. – Скорее всего, никакая она не заведующая, а приехала к нам в город из Москвы с проверкой! Инкогнито! Может, по части моего Пал Палыча, а может, относительно, относительно... – тут Катерина Андреевна запнулась, видимо, сомневалась говорить ей то, что она хотела сказать, или всё-таки не стоит.
– Что относительно? Относительно – чего?
– А может, и относительно вашего Савелия Дмитриевича! – напыщенно и весомо заявила прокурорша.
– Бат-тюшки! – и Светлана Тимофеевна в бессилии откинулась на спинку кресла, обтянутого гобеленом с аляповатыми красно-оранжевыми тюльпанами.
– Да! Никакая она не заведующая. Она – проверяющая из Москвы, вот кто она! – выпалила Катерина Андреевна эти последние слова так, будто открыла градоначальнице имя серийного убийцы, которого не могут найти несколько лет.