Пять ликов богини
Шрифт:
Вскоре нам приносят напитки, и дальше мы молча смотрим на танцующих внизу людей. Какая беспечность. Им всё преподносят на блюдечке, готовое, не нужно работать, не нужно стараться, можно хоть всю жизнь потратить на бесконечное веселье и прекрасно провести время. И плевать, что ты ограничен куполом, что за тобой целыми днями наблюдают роботы, что ты под гнётом диктатуры Златограда, и когда умрёшь, то ничего после себя не оставишь. Что был человек, что нет. А так ли уж важно что-то после себя оставить? По сути, это лишь наша слабая попытка найти в жизни хоть какой-то смысл, а точнее — придать его ей. Но может сам процесс жизни и есть смысл? С этим утверждением согласились бы буддисты и
Впервые я думаю: а может Златоград прав, что не делится этими технологиями со всем миром, предоставляя их лишь избранным, лишь тем, кто доказал свою значимость для человечества и чего-то добился? Нет. Прочь такие мысли. Каждая жизнь ценна одинаково. Если мы начнём считать, что кто-то лучше, а кто-то хуже, то в итоге дойдём до фашизма. Безусловно ценна жизнь Моцарта, но разве менее ценна жизнь отца Моцарта? Поэтому бессмертие либо всем, либо никому.
Спустя двадцать три минуты и сорок секунд возвращается Румер.
— Ух, вещица! — восклицает он. — Много пороха, может даже вспыхнет, взорвётся, разлетится! Б-б-беру.
— Ты быстро.
— Я Ахиллес, который перегнал черепаху, сечёшь? Сегодня можно быть б-б-быстрее времени.
— Ну ясно, смотрел фрагментами, ещё и на ускоренной перемотке. Не оценил полностью замысел творца!
— Мне ни к чему, пусть приговоры выносят общественные суды. И чем больше будет присяжных, тем лучше, богаче, красивей.
— Адрес гони.
Румер берёт со стола салфетку, достаёт из кармана ручку и пишет координаты места. Когда он заканчивает, я беру её и читаю: «Нижний уровень, 15-й южный блок, спускаешься в подвал, там поворот направо, оттуда пролезаешь в узкое окошко, по проходу ещё раз направо и ты на месте». Я возвращаю салфетку ему, он поджигает её зажигалкой, дожидается, когда огонь разгорится, и сбрасывает остатки в пустой стакан.
— Спасибо, — говорю и уступаю ему место.
Он кивает и вновь садится на свой диванчик. Я даю знак Нане, что пора уходить. Она тут же вскакивает, неловко кланяется Румеру на прощание и идёт за мной. Мы покидаем клуб, и я вновь вызываю таксетку.
Она везёт нас на нижний уровень, и мы с тоской смотрим в окно, наблюдая, как вокруг становится всё мрачнее и мрачнее. Я раздумываю о том, можно ли доверять Нане в таком опасном деле. Не подумайте, я знаю, что она не предаст, я беспокоюсь о том, что роботы могут на неё надавить или ещё хуже — угрожать её жизни, лишь бы добраться до меня. Я не могу этого позволить. Я и так показала Нане слишком многое: познакомила с Румером, рассказала, как расплачиваюсь за информацию. Думаю, с неё пока хватит приключений.
Когда таксетка останавливается, мы выходим, и я хватаю Нане за плечи, разворачивая к себе.
— Здесь наши пути расходятся.
— Что?
— Я бесконечно тебе благодарна за то, что хочешь помочь. Но дальше я одна. Тебе не нужно во всё это лезть.
— Ты мне не доверяешь, — говорит она и расстроенно опускает взгляд.
— Доверяю. Послушай, я доверяю тебе так, как никому другому. Я не доверяю машинам. И меня в дрожь бросает от мысли, что они могут причинить тебе вред.
— Хватит пытаться меня защитить от
— Ты права. Но сегодня Псих видел, как роботы убили человека.
Глаза Нане расширяются от ужаса, она невольно охает. Но, видимо, поняв, какую допустила оплошность, когда показала мне испуг, быстро берёт себя в руки и возвращает прежнее бесстрастное выражение лица.
— Я готова ко всему.
— Нет, Нане. Это моё последнее слово.
Она зло спихивает мои руки со своих плеч и идёт к таксетке, которая ещё не успела уехать. Перед тем, как сесть внутрь, она напоследок оборачивается.
— А я думала, ты наконец перестал видеть во мне маленькую девочку, которую должен защищать.
Она садится в таксетку, а та трогается с места и куда-то увозит Нане. Я остаюсь смотреть ей вслед, размышляя о последних словах сестры. И правда, с самого детства, с тех пор как мы познакомились, я изо всех сил старалась её оберегать. Она обращалась даже не ко мне, Аде, а напрямую к Менке. Именно от него мне досталось столь трепетное к ней отношение.
Я разворачиваюсь и иду внутрь пятнадцатого блока. Передо мной открывается коридор, освещённый тусклым зеленоватым светом. По обе стороны расположились ряды дверей, ведущих в чьи-то квартиры. Квартиры без окон, потому что вид снаружи всё равно не внушает оптимизма. Тёмные бетонные коробки — душные, тесные — если человек по натуре своей не любитель подземелий, он сделает всё возможное, чтобы пробиться выше. Но я не иду по коридору, а сворачиваю влево и спускаюсь вниз по лестнице к подвальной двери. Она, разумеется, заперта. Ничего, у меня есть доступ.
Немного техномагии в виде виртуального идентификатора робота-уборщика, и дверь пропускает меня в подвал. Здесь ещё темнее, чем наверху, даже лампочек нет, потому что роботы, которые сюда спускаются, умеют ориентироваться в самом густом мраке. Я тоже.
Кори, включи режим ночного видения.
Картинка вокруг становится чётче, но кое-какие технологические улучшения всё равно стоит произвести. Обычным человеческим глазам достаточно всего двух фотонов, чтобы начать различать объекты в темноте, а я до сих пор не нашла настолько же восприимчивый датчик. Впрочем, я горжусь тем, что встроила в зрачки подсветку, которая сама производит достаточное количество света, пусть и быстрее расходует энергию нейрокома.
Подвал жилого блока — очень скучное место. Здесь находятся электрощитки, котельные и клапаны отопительных систем и водоканала. Сплошные трубы, которые змейками тянутся и уходят в пустоту неизвестности.
Я иду направо, как и писал Румер. Вскоре дохожу до стены, наверху которой видится маленький проём. Хорошо хоть могу дотянуться до него руками. Хватаюсь за край и подтягиваюсь, но пространства, чтобы прям залезть не достаёт. Только прекрасная физическая подготовка позволяет мне протянуть руку дальше, на другую сторону, и ухватиться там. Я подтягиваюсь ещё раз и еле-еле втискиваюсь в проём. Надеюсь, сюда найдётся и другая дорога, попроще. Потому что лабораторное оборудование иначе не перенесёшь.
Я спрыгиваю с другой стороны стены и оказываюсь в узком пространстве между двумя стенами — стоять здесь я могу лишь вполоборота. Румер говорил снова двигаться направо. Что ж, так и поступим. Я вот сейчас всё это описываю, но понимаю, что потом мне придётся стереть эту часть нейрограммы, как и то, что Румер написал на салфетке. Конспирация прежде всего. Не хочется, чтобы мою вторую лабораторию вычислили мгновенно.
Вскоре я замечаю свет, а следом слышу какое-то потное пыхтение. Ага. Походу Румер дал мне уже вскрытую точку. Тут кто-то есть, а значит место для тайной лаборатории не подойдёт. Вот блин, зря пёрлась сюда.