Пять моих собак
Шрифт:
– Теперь можно, возьми!
Манюня была добра и всех вокруг, наверно, считала добрыми.
Когда во дворе пьяный прохожий пырнул её ногой, хотя она бежала к нему за лаской, Манюня забилась под крыльцо и от потрясения не вылезала больше суток.
Мы часто отлучались из дома по делам до позднего вечера. И неизменно, заслышав звук поворачиваемого ключа, Манюня вскакивала с подстилки, бежала к двери, радовалась, поскуливая, будто говоря что-то.
Она не переносила, если между мной и Васей случались размолвки. Бывало, повздорим, гуляя,
Манюня тяжёлым галопом бросится сначала за мной, но тут же остановится: а как же Вася? Пролает ему требовательно, настойчиво, кинется за ним и снова застынет: а как же я? Так и стоит на дороге или посреди переулка уныло, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, растерянная, не зная, что делать, как нас свести, помирить…
А уж когда мы остынем, повернём к ней, сойдёмся, – вот заколышется, вот запляшет, норовя лизнуть в руку и Васю и меня, счастливая оттого, что мы вместе, что всё опять в порядке.
Славное кроткое существо! Всегда приветливое, бескорыстное, преданное…
Следующим летом мы решили на отпуск поехать всей семьёй путешествовать, а Манюню пристроили у родственников. Здесь с ней произошло одно событие. У родственников был небольшой садовый участок с домом и молодым садом. Вокруг в строгом порядке стояли такие же дома. Семья наших родственников состояла из тёти Иры – хлопотливой, очень энергичной женщины, дяди Володи – молчаливого, вечно возившегося с поливкой и саженцами человека и девочки Юли – большой Манюниной поклонницы.
Манюня быстро завоевала любовь всех соседей. Один сосед, старичок пенсионер, даже проделал дыру в заборе, чтобы она могла ходить к нему в гости. Манюня ходила часто и охотно: сосед берёг для неё кости, а его жена прятала их под террасу в укромное, отлично известное собаке место. И вот однажды…
– Ты знаешь, – взволнованно сказала мужу тетя Ира, – что-то мне сегодня не нравится Манька! Не перегрелась ли она вчера на солнце? Лежит с утра на боку, дышит тяжело…
Дядя Володя молча нагнулся, потрогал Манюне нос. Нос был сухой, тёплый, а бока и правда вздымались и опускались с хрипом.
– Конечно, она уже не молода, – продолжала тётя Ира. – В эти годы у животных часто начинается эмфизема. Не дать ли ей сосудорасширяющего лекарства?
Тётя Ира не была медиком, но по доброте душевной очень любила всех лечить. Дядя Володя поморщился:
– Почему ты думаешь, что именно эмфизема? Уж если перегрелась, то, скорее, солнечный удар.
Манюня в это время подозрительно громко всхрапнула. Дядя Володя попробовал перевернуть её на другой бок – она, как тюфяк, шлёпнулась на подстилку.
– Нет, раз мне доверили породистую собаку, я не могу оставить её без внимания! – энергично сказала тётя Ира. – Иду на станцию в аптеку.
– Она больна! – с ужасом воскликнула Юлька. – Она всегда играет со мной по утрам, а сегодня даже не идёт гулять…
Услышав последнее слово, Манюня слабо постучала
– Надо ехать в город, вызывать ветеринара. – Тётя Ира совсем всполошилась.
– Подожди, – сказал дядя Володя. – Ещё сама перегреешься на солнце и заболеешь (стояла сильная жара).
– Давайте дадим ей воды?
Все склонились над Манюней, подвигая блюдце с водой.
Она моргала, отворачивалась, прикрывала глаза и пить отказалась наотрез.
– Водобоязнь, – твёрдо сказала тётя Ира. – В жару у собак с водобоязни обычно начинается бешенство. – Голос тёти Иры от волнения перешёл на шёпот. – Юля, немедленно отправляйся в сад и больше к собаке не подходи.
– Но ей же делали весной прививку! – успокоил жену дядя Володя. – Ну-ка, дайте из моего стола свидетельство.
Свидетельство ветеринарной лечебницы об очередной прививке было, к счастью, привезено нами перед отъездом вместе с Манюней. Его изучили и немного успокоились.
– Да, пожалуй, бешенство отпадает, – согласилась тётя Ира. – Но учтите: тяжёлое дыхание, повышение температуры и вялость у собак, как и у людей, – признаки лёгочного или сердечного заболевания.
– Почему лёгочного, почему сердечного? Ты же не ветеринар.
– Да, его надо вызвать, немедленно!
И добрейшая тётя Ира стала энергично собираться, куда – сама точно не знала.
– Она не умрёт? Она не умрёт? – со слезами твердила Юлька.
Манюня, чувствуя себя причиной общего волнения, опять слабо постучала об пол хвостом и тяжело засопела, почти захрюкала.
– Подождём вечера, – решил добрейший, но более разумный дядя Володя. – Вдруг ей станет лучше?
Настал вечер. Тётя Ира, дядя Володя и Юлька не отходили от Манюни. Казалось, ей и правда становилось лучше. Бока опадали, дыхание налаживалось, глаза веселели.
Часов в семь дядя Володя попробовал дать Манюне корочку сыра. Она лизнула её, подняла голову и съела.
– Ест! Уже ест! – радостно закричала Юлька. В это время, смущённо улыбаясь, к тёти Ириной террасе подошёл старичок сосед.
– Вы знаете, у нас такая неприятность! – встретила его тётя Ира. – Бедная Манюня заболела. Сейчас ей лучше. Мы так перепугались…
– Манюня? Заболела? Ничего удивительного. – Сосед добродушно засмеялся. – Да она просто объелась! Представьте: вчера вечером жена поставила под террасу кастрюлю с супом, где была порядочная кость, и полкило сарделек в миске. Поставила по рассеянности на собачье место. Манюня прибегала к нам рано утром. Все видели. Слазала, как обычно, под террасу, а недавно жена обнаружила, что от запасов осталась только одна сарделька! Нет-нет, собака не виновата: мы же сами учили её находить спрятанное! А крышку с посуды не так уж трудно спихнуть, правда? – И сосед снова весело рассмеялся.