Пять мужчин
Шрифт:
– Знаете, всегда мечтал сесть за гончарный круг.
Надо же, всегда мечтал…
Станислав лепит шар и довольно ловко прилаживает его на нужное место, я включаю привод:
– Сейчас попробуем вылепить конус, вы будете лепить, а я вас направлю.
Он неловко хватается за кусок глины, круг быстро вращается, глина мнется, деформируется под его руками. Беру его руки в свои и начинаю направлять движение.
– Как у вас ловко получается, – говорит он. – У вас такие сильные руки… для женщины.
– Но я же скульптор и гончар по профессии. Какую форму вы бы хотели?
– В смысле?
– В смысле, какую
– Давайте… горшок…
Круг вращается, вода сочится по податливой синеватой поверхности глины, которая под нашими руками почти мгновенно меняет форму: конус приобретает округлости и узкое горло, руки Станислава поддаются движениям моих рук. Прядка волос падает ему на глаза, но он не может откинуть ее. Еще несколько вращений, и горшочек готов. Подаю Станиславу стек:
– Нанесите узор, потом обожжем ваш горшочек, и завтра получите его.
– Спасибо. Вы отлично работаете.
– Стараюсь, – скромно говорю я. – Вымойте руки.
Включаю кран и подаю ему полотенце. Тем временем экскурсия возвращается, Марина произносит прощальную речь во славу гончаров и гончарного искусства, желающие отправляются выбирать покупки, белобрысый брат Станислава с горшочком, который он аккуратно держит на ладони, ожидая, когда тот подсохнет, подходит к нам.
– Стас, классно здесь, да? Ты тоже слепил? Прикольно!
– Да, классно, – отвечает Станислав и смотрит на меня. – Кстати, познакомься, это наша соседка, Дина… э-э-э…
– Просто Дина, – ответствую я.
– Соседка? Правда? Прикольно… А меня зовут Влад…
– Владислав, – улыбаясь, поясняет старший брат. – Поздний ребенок.
– Понятно, – киваю я.
– Пойдем, Стас, – говорит Влад. – Мы еще собирались с тобой в бильярдную.
– Давай свой горшок, – говорю я. – Сделаем обжиг, он будет красивым и водонепроницаемым.
– Правда? – восхищается Влад и отдает горшочек.
Мы прощаемся, Станислав жмет мне руку, как старому приятелю:
– Значит, сегодня вечером?
– Что сегодня вечером? – изумленно спрашиваю я.
– Зайду по поводу обожженных горшков.
– Почему сегодня?
– Ну… чтобы узнать.
– Хорошо, сегодня, так сегодня, – зачем-то соглашаюсь я.
*******
Мне снился Стас… он, который лежал рядом, снился упорно и нахально. Было ужасно жарко и хотелось пить. Или это происходило на самом деле, и я перепутала сон с явью? Я открыла глаза и тотчас же зажмурилась – солнечные лучи лились из приоткрытого окна, за которым жизнерадостно распевали неведомые птицы. Стас зашевелился, сграбастал меня, прижимая к себе, как будто можно было прижать еще теснее, лежа на столь узкой кровати, уткнулся лицом в мои волосы и прошептал на ухо:
– Доброе утро рыжим…
– Доброе утро поэтам, – ответила я.
– Злато заревом искрится, загораясь золотисто – звуков солнечных монисто в волосах, звеня, струится…– прошептал он, щекоча мне ухо губами, а чувства словами. – Как спалось?
– А ты не знаешь?
Он хмыкнул и приступил к активно-ленивым действиям, от которых я мгновенно слабела и телом и духом.
Мы не услышали, как раскрылась дверь, возмущенное «Что здесь происходит? Это что же вы себе позволяете в моем доме?» настигло нас
– Позвольте, мадам… – оборвал хозяйку Стас, – Может быть, вы выйдите, а потом мы спокойно обсудим создавшееся положение?
– Я тебе не мадам, ты, развратный наглец! Я сейчас вызову милицию!
– В таком случае, лучше уж полицию нравов, – парировал Стас, а я желала лишь одного: провалиться, исчезнуть, улетучиться из этой комнаты. «Полиция нравов» вызывала у моей, всегда прежде вполне доброжелательной хозяйки новый взрыв возмущения оскорблением, нанесенным добродетели и святости ее дома.
– Стас, – шептала я, – не спорь…не надо, прошу тебя…
– Да выйдите же вы из комнаты, в конце концов! – взорвался он.
Женщина с девочкой исчезли за дверью, до хозяйки тоже дошло, что ей стоит удалиться, и она, бросив в мою сторону, – «чтоб ноги твоей в моем доме не было», – вышла, хлопнув дверью. Вот так все и закончилось, почти так же как и началось: нежданно и быстро, – оборвавшись на недопетой, недотянутой ноте. Мы слишком увлеклись, презрев реальный мир, и он жестко отплатил за невнимание к себе, больно ударив оземь.
*******
«Позднее зажигание, – крутятся в голове слова, уже добрых пять минут, как крутятся. – Позднее зажигание».
Двери за экскурсантами закрылись, и в мастерской наступает тишина, а я почему-то слышу стук своего сердца. Снова бухает дверь, это возвращается Марина, бежит в цех обжига, где сейчас орудует Андрей.
– Отработали, Дина Николаевна? – улыбается мне на ходу.
Бросаю ответную улыбку и согласно киваю, думая о своем. Позднее зажигание – это внезапное волнение, прилетевшее невесть откуда, когда я вдруг подумала, что несколько минут назад практически обнимала Станислава. Но таким же образом, здесь, за гончарным кругом, я обняла уже не один десяток мужчин, с чего это вдруг на меня накатило нездоровое возбуждение? Вдруг проснулись и взыграли гормоны? С какой стати этот тип будоражит мое воображение? Может быть, из-за ощущения некой опасности, связанной с его похожестью на того парня из банка? Странного совпадения имён? Череды наших случайных, ничем не объяснимых встреч? Его молодости? Потянуло на молодых мужчин? Так сказать, седина в бороду… то есть…куда?
Обуреваемая этими тяжкими думами, выбираюсь со своего рабочего места, выставляю на стеллаж для сушки результаты сегодняшней деятельности: высокие конусовидные чашки и два цилиндрической формы чайника с короткими лукавыми носиками, которые мне ужасно нравятся. А еще мне, черт побери, нравятся глаза Станислава: кажется, они серые, и он очень симпатично щурит их. Но зачем они мне нравятся?
«Он старше Николы всего на восемь лет, – напоминаю я себе. – И возможно, явится сегодня вечером». Стащив фартук, мою руки, переодеваюсь и решаю отправиться к отцу.