Пять недель в Южной Америке
Шрифт:
Несмотря на огромное количество цитрусовых плодов, собираемых в Бразилии, они не являются продуктом массового потребления, они не по средствам рабочим и мелким служащим.
Существует специальная служба надзора за плантациями, созданная крупными плантаторами, препятствующая увеличению числа деревьев (допускается лишь под-садка на место погибших деревьев). Создан также институт, который изыскивает способы получения из цитрусовых различных химических веществ. Плантаторы удовлетворены успехами института, его изыскания значительно смягчили кризис сбыта апельсиновых плодов. Полезнейший для здоровья, богатый витаминами пищевой продукт используется теперь отнюдь не
Через полтора часа мы добрались до знакомого уже нам аэродрома Лагоа-Санта. Здесь нас ждало некоторое разочарование: местные самолеты уже ушли в Рио, ожидаются только транзитные. На ближайшем, который при-будет вот-вот, мест нет. Это нам удалось узнать с большим трудом, так как на аэродроме не оказалось служащих, говорящих на каком-либо языке, кроме португальского. Наши же познания в португальском языке были явно недостаточны для сложного разговора о самолетах. Да к тому же здесь у них было какое-то особенное произношение, что затрудняло понять нам то, что они очень оживленно предлагали.
Вообще надо сказать, что португальский язык в Бразилии претерпел большие изменения с XVI в., когда он был занесен сюда португальскими колонизаторами. Португальцы столкнулись здесь с индейцами, и их язык вступил во взаимодействие с языками индейских племен, а впоследствии и с языком негров, привезенных из Африки (кстати, наибольшее количество негров из Африки было ввезено именно в штат Минас-Жераис), и целый ряд новых слов и понятий проник и утвердился в языке бразильцев.
В результате взаимодействия с туземными языками и прочих условий внедрения и существования в Бразилии, португальский язык претерпел значительные изменения сравнительно с португальским языком Иберийского полуострова. Некоторые бразильские писатели и патриоты Бразилии ставили даже вопрос о признании самостоятельности за «бразильским языком». Впоследствии я даже сам видел в продаже в Рио словарь, озаглавленный «Бразильско (португальско) — английский словарь», изданный в 1946 г.
Но у нас на руках был весьма давний англо-португальский словарь-разговорник европейского издания, и мы не могли найти в нем слов, которые произносили наши собеседники, так же как они не могли понять слов, вычитанных из нашего словаря-разговорника.
Вскоре, действительно, прибыл самолет. Он был полон, и с него не сошел ни один пассажир. Пилот отдал маленький пакет с почтой, и пассажиры, побродив возле само-лета минут пять, были приглашены следовать далее. Через полчаса пришел второй самолет с таким же для нас результатом.
Нам сообщили, что самолетов в сторону Рио сегодня больше не будет. Нам оставалось только возвращаться в город и, таким образом, терять день. Настроение наше явно упало.
Но мы видели, что все наличные аэродромные служащие принимают в нас участие, хотят нам помочь. Они узнали, что мы-советские люди, что мы из далекой, но такой славной страны. Мы рассказали, что один из нас из Москвы, а другой из Ленинграда. Их смуглые лица оживились улыбками, и они восхищенно произносили: «Москва» и «Ленинград». И они называли имя товарища Сталина, делая по-своему ударение на последнем слоге. Мы научили их, как надо произносить правильно.
Слава о победах советского оружия в мировой войне проникла во все уголки мира, и Советский Союз у широчайших масс всех народов завоевал огромное уважение. И мы, частица нашей великой страны, почувствовали на себе это непреоборимо поселившееся в сердцах простых людей уважение к нашей Родине.
И скажу
А вот что было дальше. Один из служащих переговорил с шофером такси, на котором мы сюда приехали (он дремал в кабине в ожидании пассажиров, не желая воз-вращаться порожняком), и куда-то уехал с ним. Через полчаса он возвратился уже вдвоем. Второй, молодой парень, шумно с нами поздоровался и сказал, что говорит по-английски. Конечно, он не так уж хорошо говорил по-английски, но во всяком случае разговор у нас пошел оживленнее. Он был телеграфист, дежурил здесь ночью и теперь отдыхал, когда его позвали ехать сюда. После разговора с нами он посовещался с остальными… и скрылся в кустах в направлении к радиостанции метрах в 300 от домика аэропорта.
Вскоре он возвратился, и оказалось, что он уговорил дежурившего там радиста дать радиограмму на аэродром другой авиакомпании, трасса которой проходит в стороне от Лагоа-Санта, о том, что здесь ожидают двое советских ученых, которым сегодня надо попасть в Рио, что отсюда самолеты уже ушли и т. д. и что пусть самолет той линии зайдет за нами в Лагоа-Санта. Тотрадист пообещал быстро доставить телеграмму в контору своего аэропорта и вообще содействовать в этом деле.
Мы с нетерпением ожидали ответа. Он пришел через 40 минут: самолет придет! «Наш» телеграфист радостно пожал нам руку и отправился продолжать прерванный отдых.
Наконец послышался звук моторов; самолет подходил с севера, явно с другого направления, чем проходившие здесь самолеты. Это был грузо-пассажирский «Дуглас» компании «Авиа-Бразил», курсирующий на линии Баррейрос-Пирапора-Рио. В Лагоа-Санта он обычно никогда не заходил.
Через 20 минут мы уже летели над сплошной пеленой туч, скрывавших от нас восточно-бразильскую гилею. При приближении к океану тучи стали редеть, превратились в легкие облака, и Рио мы увидели залитым солнечным светом на берегах застывшего сегодня недвижимо Ботафого.
Мангрова
Из окон нашего номера в «Пакс-отеле» видна красивая гранитная дуга набережной залива Ботафого, обрамляющая с моря авениду Бейра-Мар.
Южным концом набережная упирается в Пан-де-Ашукар-Сахарную голову, одну из достопримечательностей Рио. Коническая форма этой необычно причудливых очертаний горы, действительно, всего более соответствует этому далеко не поэтическому названию. Пан-де-Ашукар возвышается над заливом на 300 м, и на ее вершину непрерывно поднимаются туристы, чтобы выполнить непременную для них обязанность, налагаемую кариоками — полюбоваться оттуда на Рио-де-Жанейро. И, верно, Рио с высоты трехсот метров виден прекрасно.
Посмотришь в противоположную сторону-там за двумя островами, называемыми в переводе «папа и мама», виден беспредельный океан.
А если смотреть на север, то можно видеть, как в глубине бухты Гуанабары, за искусственным полуостровом аэродрома, за центральным рынком и причалами порта город сходит на нет. Там уже не видно больших светлых зданий, не видно пятен густой зелени на площадях и бульварах, все приобретает коричневую окраску и, наконец, затушевывается сизой дымкой, скрывающей даль. В бинокль еще можно видеть, как гористая перемычка, отделяющая Гуанабару от океана, соединяется с лесистым берегом. Сегодня нам предстоит поехать вон туда, в самую даль, в самую глубину бухты Гуанабары, чтобы ознакомиться с мангровой, — совсем особым, прибрежным, вернее прибрежно-водным типом тропического леса.