Пять ночей. Вампирские рассказки
Шрифт:
будто оступился. Но это был шаг назад.
Тогда Сидди нерешительно двинулась и взяла Эркхам на руки. Та сразу вцепилась в нее, вжавшись в шею, заливая ее кровавыми шевелящимися волосами, и они исчезли за дверью.
А отпустило не сразу, только через несколько секунд, и я вдохнула — это оказалось больно.
— Кейли! — позвал Уильям, он все еще растерянно гладил Джиа по волосам,
слипшимся от крови. Но Калеб покачал головой, не поднимаясь.
— Не
подошел, склонился над ней, аккуратно запустив пальцы в ее декольте. — Она жива,
только в обмороке. Ей надо полежать так хотя бы полчаса, а там будет видно.
— Что будет видно?..
— Пуля вышла, Уильям. Будет видно, как закрывается рана.
— Она нам никогда не простит… — сказал Калеб. Он сидел у стены, обняв колени.
— Никогда. Что мы сделали, Уильям…
— Мы ничего не сделали… — Уильям смотрел на него с растерянностью. — Пусть ничего не вышло, но она осталась с нами, ты разве не рад?
— Уильям, как ты не понимаешь! — голос Калеба был пропитан отчаянием. — Какие мы с тобой эгоисты, Боже ты мой! Мы думали только о себе! И она не простит, что из-за нас лишилась такой…
«…большой чести» — это я с ним в унисон повторила. Не думала, что от обычного словосочетания может быть такая оскомина.
— Разве мы виноваты, что любим ее?
— Да, — сказал Демон. Он не встречался со мной взглядом, и я подозревала, почему.
Я видела его реакцию на Эркхам, и он знал, что я видела.
— Мы ее потеряли… — прошептал Калеб и больше не проронил ни слова.
Минут через двадцать Джиа открыла глаза и шевельнула губами, покрытыми запекшейся кровью.
— Только не беспокойся… — тихо заговорил Уильям, — я отнесу тебя в номер… а завтра мы уедем в Бостон… и все будет…
— Генри, — сказала она еле слышно.
— Что? — переспросил Уильям.
— Она сказала «Генри», — раздался голос Калеба, ровный и потухший.
— Что ты хочешь, Джиа?
Но Джорджия даже не смотрела на Уильяма, она нашла глазами Демона и улыбнулась,
совсем по-детски. Демон приблизился к ее груди, лизнул, очищая от крови. Не знаю,
что он там увидел, но остался доволен.
— Все хорошо, миленькая. Все отлично.
И тут она заплакала, потому что не все было хорошо и не все отлично.
— Генри, забери меня отсюда…
Он минуту колебался,
— Этого не может быть, — сказал он медленно.
— Может… — Калеб был уже возле нас — уставшее лицо, бледное до прозрачности.
Он уронил голову на колени Уильяма, туда, где прежде лежала Джорджия. — Мы ее потеряли. Что нам теперь делать?..
Я поцеловала Уильяма в щеку и ушла, оставив их утешать друг друга, впрочем, без надежды на успех. А в номере наконец разревелась за всё вместе взятое, и не могла успокоиться, пока не уснула.
Умирали давно понемножку мы,
И, наверное, было спасением проститься…
Проснулась я от сладкого запаха — такое впечатление, что дым стелился по коридору, заползая в мой номер через щели. Потом кто-то стукнул мне в дверь -
один раз.
Я открыла и увидела Демона, он стоял так, будто не собирался входить, вообще не собирался приходить, и неизвестно, что он тут делает. На нем была эта невозможная одежка, от которой глаз не оторвать, он запахнул халат и так держал,
молча глядя на меня. В глазах стойко сверкало золото инков, между пальцами тлела сигарета. Я тоже молчала, и наконец он сказал:
— Мне хочется тебя убить. Довольна?
Я вздохнула и отошла, не предлагая войти и не препятствуя.
— Не могу осуждать. Вот если бы я хотела убить, это было бы неправильно.
Он постоял еще минуту и все-таки вошел. Сел на мою кровать, сделал затяжку и снова застыл, глядя в одну точку и медленно выпуская дым. Я села рядом, эмоции у меня давно закончились, и остался один ступор, общий на двоих.
— Ты счастливый человек, Дагни Бенедикт?
— Трудный вопрос. У меня есть все для счастья, так что, наверное, да. Я счастливый человек.
— Но что заставляет тебя быть счастливой?
— В смысле?
— Твои родители умрут, работа перестанет приносить удовольствие, а друзья могут погибнуть. Твой любимый может завтра разбиться в аварии. А если и нет, то они все равно когда-то умрут. Ты знаешь это и счастлива?
— Это до омерзения банально, но — такова жизнь.
— Ты права, банально до омерзения.
— Скажу иначе — у меня нет выбора. Ты можешь завести друзей, детей, возлюбленных,