Пять президентов
Шрифт:
— Ну? — сказал он, когда бармен исчез. Он пытался закурить, но кончик сигареты никак не желал попасть в язычок пламени зажигалки.
Пока Гард пересказывал содержание разговора с Дороном, Честер — и это обеспокоило инспектора — всё более успокаивался. Скоро он стал совершенно спокойным, слишком спокойным, будто зритель на чужих похоронах.
— Ты всё понял? — счёл нужным переспросить Гард.
— Нет. — Честер упёр локти в стол, и это движение открыло Гарду, что именно придавало Фреду торжественно-спокойный вид: полная неподвижность лица. — Нет, я многого не понял, — продолжал Честер, в упор глядя на инспектора. — Как Дорон догадался, что Кербер его предал, и откуда он узнал о моих телеграммах?
— Зачем
— Затем, что, когда тебе или всем нам грозит удав, не мешает получше узнать его повадки.
— Осторожней, Фред. — Гард украдкой массировал плечо: не переставая, ныло сердце. — Как Дорон узнал о Кербере и телеграммах? Это же ясно. Или мой доклад о связи Кербера с Луизой заронил в Дороне подозрение, или он сомневался в нём уже и раньше. Так или иначе, к Керберу был на всякий случай прицеплен «хвост». Не исключено также, что у него на квартире поставили парочку электронных «ушей» и «глаз»… Наконец, доложить Дорону о телеграммах мог Таратура, — не исключено, что он перекуплен Дороном, ведь ты не хуже меня знаешь, что в этом мире всё продаётся и покупается… Вот так и появился на вашем свидании чёрный «мерседес» из ведомства Дорона. А генерал ничем не рисковал, он отлично понимал, что если документы украл Кербер, то он не смоется сию же минуту. Кербер же был уверен, что улик против него нет. Бежать немедленно — значит выдать себя, а это верная смерть. Дорон достанет его на другом конце земли. Проще выждать, пока всё утрясётся, уехать в отпуск за границу, тайно встретиться с кем нужно. А потом… Потом ему уже ничего не было бы страшно, так как он оказался бы под защитой какого-нибудь другого Дорона. Расчёт точный. Но тут, как выстрел, твоя телеграмма, которая спутала Керберу планы и помешала спокойно добраться до безопасного места. Затем «встреча», странный побег… Дорону надо было быть круглым идиотом, чтобы не догадаться об истинных намерениях Кербера. И всё. Пустынное шоссе, дорога внезапно загорожена, удар о столб, дверцы настежь, папка с документами выхвачена из рук мертвеца. Чистая работа.
— И всё-таки он помиловал Чвиза… — прошептал Честер.
— Пустое, Фред. Дорону жалость неведома, но он рационалист. Чем ему опасен перепуганный, выжатый как лимон старик, забившийся куда-то в щель, добряк, бежавший от самого себя? Дорон и тебя не тронет, если не будешь глупить, как он не тронул Луизу, распорядившись отпустить её на все четыре стороны, если она, разумеется, будет молчать. Он либо презирает, либо уничтожает, но, поверь мне, до старика Чвиза он ещё доберётся! Я это понял. Мне кажется, сейчас появилась новая порода людей, с умом строгим, как формула, и с душой робота. Дороны. А может, они всегда были… — Гард махнул рукой. — Только сейчас они нашли в жизни что-то такое, чего им не хватало для всесилия.
Кто-то опустил в музыкальный автомат монету, и ящик весело грохнул:
Моя мать дорогая, Тебя я узнаю сквозь тысячу лет. Тебя не заменит никто, никогда и нигде…— Уже заменили! — Гард выругался и опустошил стакан виски. — И как у доронов мозги работают! С установкой можно было бы делать редкие лекарства, много лекарств или ещё что-нибудь очень хорошее. Чвиз, вероятно, делал бы коровок, каждому по коровушке. Рай можно было бы сделать на земле! А они… Как их только матери рожают? Впрочем, они теперь будут пользоваться машиной. Машина наконец нашла себе машину!
— Это будет во многом зависеть, — тихо сказал Честер, — от того, какой Миллер остался.
— Ерунда. — Гард с сожалением смотрел на дно стакана. — Я стал умнее за эти два дня, а ты, кажется, поглупел, если противоречишь
— Ах, Дэвид, тогда были только предположения, а теперь известно, что реальная установка в руках у Миллера. И если в живых остался не Миллер, а его двойник…
— Надо бежать в Анды? К дикарям? — Гард пьяно засмеялся. Его уже разбирал хмель. — Ты ещё мучишься вопросом, какой Миллер остался? Плюнь! Не лезь в психологию одного человека. Что он может сделать? Помнишь, в той истории…
— А может быть. Двойник?
— Ах, всё равно, Миллер или Двойник!.. Не путай меня, Фред… Не надо преувеличивать роль одного человека, даже такого, как Миллер… Когда теория…
— Нейтронного торможения, — подсказал Честер.
— Ну да, торможения… — машинально повторил Гард, — была только в его голове, Миллер ещё мог раздумывать: спасать ему человечество или нет? Смешно? А ему было страшно, Фред. Очень страшно. С одной стороны, человечество, а с другой — Дорон… Я не хотел бы быть в его шкуре. Честер. Потом он понял, что роль всемирного спасителя ему не суждено сыграть, человечество обошлось своими силами… Не качай головой, Фред.
— Я это понял, старина… Но сейчас другое дело. И многое зависит от Миллера, настоящего или двойника.
— Ты сам меня научил: попробуй, проследив поведение Миллера в этой истории, сказать, какой он — хороший или плохой? Ну?
— Вот этого я и не пойму… — признался Честер.
— И не надо! Забудь. Ты, вероятно, думаешь, что убить в себе ангела или дьявола навсегда так просто? Ха-ха… Да какая разница, хороший ли Миллер остался, плохой ли? Обстоятельства есть обстоятельства, и никуда от них не денешься, и будет он, миленький, поступать то так, то сяк, как все мы, грешные, поступаем. Потому что остался живой Миллер! Живой! Понимаешь?
— Невероятно, — покачал головой Честер. — Я понял сейчас другое. Гард. Я понял, что, если живым остался хороший Миллер, ему придётся иметь дело с Дороном, и кто из них победит — ещё вопрос. Но если остался в живых Двойник, ему придётся иметь дело со мной! И с такими, как я, Дэвид. Ты уже спишь? Зря спишь, старина! Ни в какие Анды я не поеду…
ПЯТЬ ПРЕЗИДЕНТОВ
Повесть третья
1. СНОВА ЧВИЗ
Тёмные квадраты окон слепо смотрели на улицы. Уже не выбирая дороги и топая прямо по лужам, спешили по домам одинокие прохожие. Подъезды всасывали их как губки.
Таратура вёл машину медленно: улицы были слишком узки для «мерседеса». Кроме того, ему приходилось притормаживать у каждого перекрёстка: профессор Миллер только в последний момент коротко говорил «направо» или «налево».
Он сидел рядом и, казалось, был весь погружён в раздумье. Таратура бросил на него взгляд и понял, что короткие приказы он отдаёт, не поднимая глаз. Или он знал дорогу на память, или угадывал её каким-то шестым чувством.
За последний год они вообще ни разу не выезжали так поздно — во всяком случае вместе, — да ещё с такими предосторожностями. Миллер обычно звонил Таратуре за полчаса до выезда и, оказавшись в «мерседесе», коротко бросал: «К Дорону!», или «В лабораторию!», или «Куда хотите, Таратура!» — и такое бывало.
На этот раз ещё утром он пригласил Таратуру к себе в кабинет, усадил в кресло и, сделав непривычно долгую паузу, произнёс:
— В час ночи вы должны быть у аптеки в районе Строута. Об этом никто не должен знать. Даже Ирен. Все. Да! До часу ночи занимайтесь чем угодно, только не ставьте машину в гараж.