Пять шагов навстречу
Шрифт:
— Я готов вырезать с тобой что угодно, если ты будешь в той же одежде.
— Без проблем, я как раз постирала вещи, — соглашаюсь я, прекрасно понимая, что имеется в виду её отсутствие.
— Мне нравится, — смеётся он, но тут же на секунду, его брови хмурятся, когда он смотрит за мою спину.
Эмили словно сошла с картинки журнала мод, приторно улыбается ему, в то время как лицо Мэйсона кривится. Его рука продолжает лежать на спинке моего кресла и это, безусловно радует меня. Мэйсон не убирает её.
— Картер, что ты хочешь от неё? —
— Свали, — фыркает он.
Девушка игнорирует, она переводит взгляд на меня.
— Давай уйдём? Я была неправа, Трикси.
Мэйсон начинает открыто смеяться, закинув голову назад. И я вновь наслаждаюсь звуками его превосходного и мелодичного голоса. Хочется остановить время на минуту, чтобы коснуться его.
— Давай уйдём, — передразнивает Мэйсон.
— Что смешного? — раздражённо ворчит она.
— Ты дешёвая, Эмили.
Как бы я не относилась к тому и другому, это заставляет меня напрячься и посмотреть в сторону Мэйсона предупреждающим взглядом. Но он не останавливается.
— Что ты рассказала ей? Я хочу послушать это лично.
— Правду.
— У тебя отсутствует понятие правды, ты не знаешь, что это такое.
Эмили сканирует глазами Мэйсона, не торопясь рассказывать при нём то, что оживлённо и с энтузиазмом рассказывала мне. В её глазах застыла непонятная эмоция, которую я не могу раскусить. Очевидно, это страх показаться той, кем она является на самом деле, опустив занавес дружелюбия. Как легко быть одним с кем-то, и другим среди общества. Этим Эмили и Мэйсон похожи. Они нарочито хотят создать тот образ, который им удобен, чтобы люди не видели их настоящих, а знали ту выдуманную сторону, которую они создали. Слишком просто быть кем-то другим, намного сложнее быть собой.
— Кто бы говорил, Картер, — громким тоном, заявляет Эмили.
— Прекратите, — выдыхаю я.
— Расскажи правду, — продолжает Мэйсон. — Насколько ты стала дешевле?
— Не дешевле тебя, — её явно оскорбляет это.
— Прекратите! — настаиваю я.
— Ты шлю… — Мэйсон почти договаривает, но я вовремя закрываю его рот ладонью, и потемневшие карие глаза устремляются на меня.
— Не смей, — качаю головой, отвечая ему предупреждающим взглядом.
Мэйсон убирает мою ладонь от лица, но продолжает держать её в своей. Чувствую покалывания и стараюсь держать себя в руках.
— Ты знаешь, что я говорю правду, — выдыхает он.
— Мне плевать на вашу правду, — отрезаю я. — Ты не можешь так говорить.
— Могу.
— Нет, не можешь.
На лице Эмили буквально написано ликование, но я не разделяю её радости, вырвав ладонь из руки Мэйсона.
— То, что было между вами — осталось в прошлом, если вы хотите решить это сейчас и утвердиться за счёт меня, то можете оба проваливать. Я не собираюсь быть вашим канатом для перетягивания. Мне надоело слушать этот бред. Хотите продолжать — вперёд.
Новая смена дислокации. Сгребаю вещи и поднимаюсь на ноги.
— Я не хочу сидеть рядом ни с одним из вас. Даже не думайте пересаживаться.
Отворачиваюсь и пересаживаюсь на другую сторону аудитории. В итоге, Кортни, Мэйсон и Эмили сидят по разным рядам друг от друга. Но среди все этого стихийного бедствия, которое зародилось вокруг меня, разочаровывает только Мэйсон. Только он способен подорвать всё лишь словами и даже не в мой адрес. Я огорчаюсь, когда слышу гадости, которые он может сказать про кого-то, неважно, говорит ли в нём обида или желание улучшить своё положение в обществе. Он расстраивает меня подобным поведением. Я хочу видеть его настоящим не только когда мы одни, но и когда вокруг нас толпа.
Никто из тройки не торопится разговаривать со мной весь последующий день. Но самое приятное: они больше не бросаются больными словами в адрес друг друга. У человека множество защитных реакций, и каждый из них реагирует по-разному. Эмили превращается в гарпию, Кортни применяет сарказм, а Мэйсон совершенно не думает перед тем, как что-то сказать, либо же он делает это специально, доводя до крайней точки раздражения оппонента. Обычно я — тот человек, который просто уходит, не принимая негатив на себя, но именно с ним не могу держать себя в руках, отвечая тем же. Несмотря на это, он делает меня живой и счастливой.
Остаток дня, я провожу в комнате, готовя работы. И когда они полностью готовы, время достигает только восьми вчера. Телефон появляется в руках, а номер мамы набирается на экране автоматически. Я скучаю по ней.
— Детка, — нежным голосом, в котором слышится улыбка, она приветствует меня так, как называет с самого рождения.
— Мам, — выдыхаю я, радуясь тому, что просто слышу её.
— Как дела?
— Чем занимаешься?
Смеюсь, потому что наши вопросы друг другу звучат в унисон.
— Всё хорошо, делала работы, — говорю я.
— Я только что поужинала и у меня всё чудесно. Ещё у меня есть хорошие новости.
— Например?
— Возможно, я смогу приехать на день Благодарения или Рождество. Одно из двух. Чего ты хочешь больше?
— А можно два?
— К сожалению, нет, — тихо смеётся мама, но я улавливаю нотки грусти в её смехе. — Я рада хотя бы этому.
— Ладно, я могла бы приехать к тебе.
— Боюсь, сюда не летят самолёты и не едут поезда.
— Я могу приехать на машине, — тут же предлагаю я.
— Детка… — я знаю, что это означает: её не выпустят.
— Я знаю, мам, — вздохнув, я вновь мирюсь с тем, что подготовила для меня судьба. — Ты хотя бы приедешь.
— Мэйсон рядом с тобой?
— Нет, он у себя, — это вылетает из моего рта раньше, чем я могу подумать, из-за чего холодок пробегает по спине. Я ненавижу врать маме.
— У себя?
— Мам, я жила у него временно, пока в кампусе были неполадки. Всего лишь неделю, сейчас я снова тут.
— Ох, хорошо. Я рада, что у тебя есть друзья.