Пять столетий тайной войны
Шрифт:
В 1807 г. с Фош-Борелем вступил в тесный контакт некий Перле, выражавший громко свою преданность Бурбонам. Это был шпион, подосланный к роялистскому шпиону префектом парижской полиции Дюбуа. Чтобы завоевать доверие роялистов, Перле передал им список политических заключенных, содержавшихся в парижской тюрьме Тампль. Перле уверял Фош-Бореля, что во Франции действует «секретный роялистский комитет», который вскоре свергнет Наполеона и создаст временное правительство, а оно призовет обратно во Францию Людовика XVIII. Перле привел в восторг роялистов в Лондоне, от них он ездил с поручениями к эмигрантам в Берлин и обо всем подробно доносил в Париж. В числе членов «секретного комитета» был упомянут и Фуше. Поскольку невозможно
Лондон, министру полиции разъяснили, что цель этого путешествия — заманить во Францию Фош-Бореля. Министр бурно запротестовал против организации подобной западни, ссылаясь при этом на гуманные соображения. Подобные доводы в устах человека, пролившего море крови часто ни в чем не повинных людей, были, конечно, для Наполеона лишь доказательством нечистой совести Фуше, опасавшегося разоблачений, которые сделал бы Фош-Борель в случае ареста. Надо, решил Наполеон, скомпрометировать Фуше в глазах эмигрантов., Поэтому Перле неожиданно получил новое задание — доказать роялистам, что им нечего рассчитывать на содействие министра полиции! Таким путем Наполеон пытался через Перле побудить роялистов отказаться от попыток установить связи с Фуше. Однако постепенно Фуше разными маневрами сумел усыпить подозрения Наполеона. Полиция Фуше как раз в это время разромила английскую шпионскую сеть во Франции и арестовала одного из главных агентов Лондона и роялистов — Прижана, о чем читатель уже знает.
Фуше снова удалось захватить в свои руки и провокационные «переговоры» с Фош-Борелем. Летом в 1808 г. к Фош-Борелю прибыл некто Бурляк, который, продолжая игру Перле, плел небылицы о том, что послан роялистской подпольной организацией — «секретным комитетом», в который входят крупные сановники и генералы Наполеона, что уже подготовлен переворот, который произведет сенат, воспользовавшись отсутствием императора. Мнимого роялистского эмиссара в Лондоне опять приняли всерьез. Бурляк встречался с министрами Каннингом и Хоксбери. Любопытно, что посланный с согласия Наполеона провокатор Бурляк имел особое поручение снова поднять акции Фуше в глазах Фош-Бореля и роялистов, несколько подорванные казнью Вителя и интригами Перле. Бурляк довел до сведения Людовика XVIII, что Фуше тайно предан королю. Людовик выслушал это известие с большим вниманием и выразил пожелание добиться наряду с этим поддержки маршалов Бертье и Макдо-нальда, а также находившегося в эмиграции генерала Моро. Таким образом, король эмигрантов весьма благосклонно принял заверения в тайной преданности от бывшего «цареубийцы».
Как опытный психолог, Фуше решил не упоминать об этой последней детали в отчете Наполеону о миссии Бурляка. Слишком уж большая ловкость министра полиции опять могла прийтись не по вкусу подозрительному императору… Впрочем, Фуше и не думал в тот момент предавать Наполеона Бурбонам. Он счел выгодным сделать это лишь после разгрома наполеоновской «великой армии» в России, а до этого было пока еще очень далеко.
Вскоре «секретный комитет» был ликвидирован министром полиции за ненадобностью. Зато когда наступили годы реставрации Бурбонов и роялисты стали разыскивать следы «секретного комитета», Фуше объявил, что являлся активным участником этой славной организации, героически боровшейся против «корсиканского узурпатора».
В это же время Перле обвинил Фош-Бореля в том, что он являлся бонапартистским шпионом. В ответ Фош-Борель в 1816 г. возбудил в суде дело о клевете против Перле и выиграл его. Перле оставалось уехать в Швейцарию, где он совмещал издательскую деятельность с шантажированием Людовика XVIII, угрожая опубликованием каких-то компрометирующих его документов. По-видимому, бумаги были достаточно щекотливого свойства, и король согласился уплатить за них очень значительную сумму.
Алчная «Анна Ивановна»
Обер-разведчик
Английские разведчики, которые, как осы из роя, вились вокруг Эрфурта, раздобыли довольно точные и подробные отчеты о встрече императоров. В этих шпионских донесениях сообщалось о столкновениях, скрывавшихся за фасадом дружественных переговоров двух могущественных монархов.
Однако многоопытная английская разведка тоже ничего не узнала об интересующем нас эпизоде. Правда, сам Наполеон в последующие годы начал смутно подозревать, что нечто фатальное для него тогда произошло, но где, при какой обстановке и, главное, при чьем участии — все это так и осталось для императора тайной вплоть до конца его дней. А рассказал впервые об этой истории уже в наше время известный советский исследователь академик Е. В. Тарле на основе изучения русских дипломатических архивов.
Главными действующими лицами были русский царь Александр I и ушедший в отставку французский министр иностранных дел князь Талейран, впрочем, по-прежнему сохранявший влияние на политику Франции. Представлять их нет необходимости. «Властитель слабый и лукавый», по пушкинской характеристике, русский царь известен так же хорошо, как и его собеседник, само имя которого стало синонимом дипломатической изворотливости и коварства. Это был тот самый князь Талейран — аристократ, ставший дипломатом и министром Французской республики (он не мог ужиться лишь с якобинцами), предавший потом республику Наполеону, а затем предавший самого Наполеона Бурбонам, чтобы еще через полтора десятилетия предать Бурбонов, перейдя на службу к королю-буржуа Луи Филиппу Орлеанскому. «Что-то есть во мне, — иронически отмечал Талейран, — приносящее несчастье правительствам, которые пренебрегают моими услугами». Про Талейрана современники говорили: он так богат, потому что продавал всех, кто его покупал. Человек, после смерти которого острословы спрашивали: «Талейран умер? Интересно узнать, зачем ему это понадобилось?»
Но и в 1808 г. репутация Талейрана была уже вполне устоявшейся. Русские дипломаты в официальной переписке называли его «попом-расстригой», «письмоводителем тирана», профессиональным предателем и столь же профессиональным взяточником и казнокрадом, который обоими этими способами награбил несчетное число миллионов. Но никто не отрицал его выдающегося ума, проницательности и дальновидности, сочетавшихся с готовностью на любое преступление, если оно выгодно, и с абсолютным бесстыдством, которое он умело скрывал за величавой и ленивой надменностью прирожденного вельможи.
Такова была личность, представшая перед Александром Павловичем в Эрфурте, и вдобавок личность, крайне царю несимпатичная. Александр всю жизнь не мог простить Талейрану одну ноту, составленную им по приказу Наполеона. В этой ноте более чем прозрачно намекалось на соучастие Александра в убийстве его отца Павла I.
Встреча с «подлецом» Талейраном была тем более неприятна царю, что политика сближения с Францией и вражды с Англией, которую пришлось проводить после Тильзита, вызывала растущее неодобрение русского дворянства как сильно задевавшая его экономические интересы. Александр тревожился даже за свою личную безопасность в Эрфурте, занятом наполеоновскими войсками. Еще недавно при таких же обстоятельствах Наполеон в Байонне приказал арестовать приехавших туда испанского короля и наследного принца!