Пять строф 21 века
Шрифт:
еще нет палаток с едой.
Не все искупаться хотели,
Нептун не пускает седой.
Липы
Огромные, древние липы
цветут где-то там в вышине.
Аллеи прямые могли бы
быть вышиты на простыне.
По ним ходят прямо и косо,
по ним все дороги ведут,
то к клубу, где можно с откоса
смотреть на экран старых пут.
То
в большой и загадочный зал,
с диетой до боли знакомой,
и гулкий как будто вокзал.
Пройти от статуй в белой кепке,
иль к корпусу с дивной водой,
и убраны в парке все щепки,
что падали в ветер волной.
И манит людей танцплощадка,
здесь ужин уходит за час.
Движения лечат нещадно,
но пары так редки сейчас.
Танцы
Танцует круто одинокий
мужик красиво.
Слегка подкачен, очень строгий
Все мысли льстивы,
но речь груба его прямая,
текст без извилин.
В июне нет покоя мая,
он сыч иль филин.
И я купила вдруг стекляшки,
пред ним блеснула.
Не понял мысли он без фляжки,
иль рядом Тула.
А он стоит перед глазами
уже неделю.
И песни льются голосами,
но нет Емели.
И танцы, танцы среди парка
вмиг потускнели.
А он ушел один под арку,
но вальс успели.
Пиво
Пиво из холодного стакана
выпью с воблой я наедине.
Время ощущаю чистоганом,
вижу твой портрет я на стене.
Здравствуй, мы не виделись три года,
облик твой как пиво на столе.
Знаешь – вновь прекрасная погода.
Память как картошка вся в золе.
«Горько» кто бы нам сегодня крикнул,
теплым вновь становится стекло.
Помнишь – наш костер и в небо искры,
время очень быстро утекло.
Годы пролетают как столетья,
пиво вновь нетронутым стоит.
Воблу ты любил сквозь лихолетья,
облик твой с портрета улетит.
Пиво из холодного стакана
стало теплым в солнечных лучах.
Вобла пролежала без изъяна,
где-то без меня и ты зачах…
Шествие
На фоне зеленой весенней листвы
воздвигнуты
а в воздух направлены только стволы
орудий сквозь память сознанья.
Потоки людские идут по земле,
сменились давно поколенья.
И в каждой российской хорошей семье
войной были вырваны звенья.
И вот, словно память, портреты людей,
которых забрало в мир время,
портреты как отзвук былых новостей,
ведь выросло новое племя.
Идут и идут миллионы людей,
несут своих предков портреты.
Погибшие вышли из замка теней
и в мир выдают нам советы.
Чтоб были, чтоб жили, и чтобы росли
среди первозданной природы,
а память о прошлом в сердцах пронесли
сквозь время и веру в свободу.
Иней в мыслях
Стихи коварные создания,
порой идут сплошной рекой,
а то – сплошное увядание,
как будто встали на покой.
Им все равно на снег и иней,
им нет ведь дела до судьбы.
А мир вечерний очень синий,
и мысли – золушки грибы.
Но нет былых течений мысли,
они уснули навсегда.
Но я жива. В снегах зависли
деревья, ветви, провода.
Мне некому сказать – спасибо,
мне некому писать – люблю.
Уже другие все красивы,
а я одни бока кормлю.
Пошла на спорт, согнула ногу,
забыла талию согнуть.
Но я жива. Спасибо Богу.
Я мир по-прежнему люблю.
Неугомонность
Листва с осин почти не облетела,
еще березы стройные чисты,
а я опять сижу полдня без дела,
все потому, что мокрые листы.
Простите, листья влажные повсюду,
и дождь идет сквозь сутки напролет.
Конечно, не без дела. Я не буду
сидеть, смотря в оконный переплет.
Я напишу, исправлю и продвину
в сети себя. Куда и почему?
Куда-нибудь не всю, а половину.
Зачем мне суета, зачем? К чему?
А просто так, другого дела нет ведь,
меня списали, возраст мол, года.
Я не пою, не сплю, ведь не медведь я,
но я еще строптива и горда.
Пусть дождь идет, с зонтом я погуляю.
Пусть снег, мороз – я выйду на крыльцо.
И солнце я люблю пусть на поляне,
где ветер обдувает мне лицо.