Пять зеленых лун (сборник)
Шрифт:
— Ты поиграешь со мной? — спросил зу.
— Конечно. Что ты тут делаешь?
— Я зу. Я меня люблю. Посмотри на мою…
С этими зверьками вечно одна и та же история: они прелестны, но совершенно глупы. Очаровательный Малыш попытался придумать самый простой и понятный вопрос…
— Не трогай моего хорька! Ты мне его отдал, и теперь он мой! — закричала Жоли.
Очаровательный Малыш не услышал, как она подошла к нему сзади. «Какая у нее легкая походка!» — сказала про себя голова чтобы мечтать, но вслух
— Хорек или зу, все равно он мой!
— А можно, я иногда буду его навещать? Я ему ничего плохого не сделаю. Только буду свистеть, что бы он пел, — сказал Очаровательный Малыш.
Но Жоли рассердилась.
— Он и один прекрасно поет! Думаешь, я не понимаю твоих уловок? Ты просто ищешь предлога таскаться сюда, чтобы видеть меня. Иди, иди, чудовище! Хорош же ты, наверное, под маской, что никогда ее не снимаешь. Убирайся, не то я позову Клавдия, и он вправит тебе мозги.
Очаровательный Малыш грустно удалился. Клавдий думает, что он очень сильный, потому что он содержит балаган с кетчерами, но, если бы я захотел, я мог бы одним ударом кулака оторвать ему голову — это было бы очень забавно — а если полиция тебя схватит, они сразу увидят, что ты вовсе не в маске — да и вообще она этого не стоит; надо же быть идиоткой, чтобы спутать зу с хорьком, хорьки ведь не поют — да, но у нее чудесные глаза, яркие, как воронки, освещенные изнутри, — такие штучки надо было говорить, когда она была рядом, а не сваливать весь разговор на меня — но я не смею: я боюсь, что не найду слов или что сломаю их, когда буду связывать в букет, ведь они такие хрупкие, и все же могут поранить, как стекло, — ну, замолчи, мне надо подумать.
Жоли сказала, что он сам дал ей зу. Для человека все мексиане, конечно, были бы на одно лицо. Значит, на Земле есть еще одно похожее на него существо, которое имело наглость делать Жоли подарки. Может быть, его ищут? Нет. Его бы уже нашли — его портрет выставлен перед входом в шатер. А может быть, этот другой мексианин оставляет на ярмарках зу, чтобы собирать сведения? Необходимо было найти возможность расспросить Сирлисунитави.
Жоли посадила зу в клетку, чтобы он своими трелями привлекал внимание зевак. Там с ним совершенно невозможно поговорить так, чтобы она ничего не заметила…
— Сирли, приходи ко мне, будем играть, — просвистел он. У зу очень острый слух; несмотря па праздничный гомон ярмарки, Сирли услышал зов. Он вытянул мордочки и начал нюхать воздух.
— Осторожно! — поспешил заметить Очаровательный Малыш. — Если моноцефалка заметит, она тебя не пустит.
Сирли подождал, пока хозяйка отвернется, потом выломал три прута клетки и скользнул наружу.
— Здравствуй, я Сирлисунитави, поиграем, поиграем?
— Здравствуй. Откуда ты? — сказала голова чтобы думать.
—
— Я из палатки напротив. Я умею играть в цветы, в облака, в фейерверк, в глаза девушек, в углеродные снежинки, в сталактиты…
— В ледяные или известковые?
— И в те, и в другие. Я очень люблю играть в сталактиты.
— Мы поиграем, если ты хочешь, — сказала голова чтобы думать. — Но сначала скажи мне, где ты был до палатки с лотереей.
— Да везде, с Линофриной…
— А где Линофрина теперь?
— Не знаю. Она хорошо играет в горящий камин. Она мне сказала, что не может взять меня с собой, потому что туда, куда она идет, зу нельзя. Я помню только…
— Так я и знала, что он тут! Отдай моего хорька! — Жоли была в ярости.
— Это не хорек… — начала голова чтобы думать.
— А почему она не играет со мной? — спросил Сирли.
— Наверное, не умеет, — просвистел Очаровательный Малыш.
И Жоли удалилась, неся зу в руках.
Даже голова чтобы мечтать была разочарована. То, что Жоли спутала его с женщиной, не делало чести ее проницательности. В эту минуту голова чтобы думать легко могла бы уничтожить любовь головы чтобы мечтать, но она была озабочена другим. Совершенно необходимо было узнать все, что известно Сирли.
Линофрина, как и он сам, вынуждена была скрываться на ярмарках — в любом другом месте ее сразу заметили бы. Но в таком случае почему она избавилась от Сирли? Ведь все любят зу, любят проходящие в их глазах образы и их хрустальное воркование.
Линофрина хотела, чтобы зу не знал, чем она занимается, — вот единственное возможное объяснение. Она опасалась неумолчной болтовни зверька, хотя люди, видимо, и не понимают его языка. Значит, она отправилась на поиски какого-то тайника. А единственное, чего она не могла постоянно возить с собой, — это радиоактивное горючее. Она избавилась от Сирли, отдав его первому встречному. Несомненно, она торопилась потому, что ее контейнер был поврежден и утратил непроницаемость…
— Погоди, погоди, у тебя же нет никаких доказательств и даже намеков, чтобы сочинять такую историю, — перебила голова чтобы думать.
— Конечно, но все очень сходится, верно?
Голова чтобы думать не могла не согласиться:
— Действительно, бывают минуты, когда мне нравится следить за твоими рассуждениями.
— Это просто самолюбование, — ответила голова чтобы мечтать, стараясь не показать, как она польщена, — но тем не менее, прежде чем принять твою теорию, надо поговорить с Сирли.
Ночью зверек прибежал опять. Когда зу хочет играть, его ничто не остановит.
Очаровательный Малыш дал ему цветок кувшинки, и Сирли с наслаждением покусывал лакомство, а мексианин тем временем почесывал ему плечо в том месте, где расходятся шеи.