Пятая четверть
Шрифт:
— Мам, так как, еду я к Лене? — решительно спросил он.
— Об этом еще рано говорить.
— Да как же рано!.. Осталось каких-то полторы четверти!
— Вот именно — полторы четверти. И тебе нужно их закончить, а нам — проверить твой табель, — сказала Зинаида Павловна, вздохнув, и Антон понял, что она думает о чем-то другом.
— Табель у меня будет — во! Обещаю!.. А ты обещай, что я поеду, если табель будет — во… Обещаешь?
— Помолчим пока об этом,
— Пап! — Антон обернулся к отцу. — Ну чего тут думать?
— Действительно, чего тут голову ломать? Сядь-ка лучше да сыграй что-нибудь этакое… под настроение.
— Я сыграю все, что угодно, только давайте договоримся.
— Не торгуйся, не будь купцом, ты же музыкант, как ты говоришь… Давай что-нибудь из «Времен года», а договоримся потом.
— Знаю я ваше «потом» — не пустите, — сказал Антон, в последней надежде глядя на отца и мать — не добавят ли они чего определенно-утешительного.
Но родители молчали.
Антон сел и раскрыл пианино, На миг задержав расслабленные кисти над клавишами, он с силой бросил их и бунтарски заиграл спиричуэл «Когда святые идут в рай», моментально вспомнив девчонку в голубом и снегопад, который, может быть, все еще продолжается.
— Нет, нет, отставить! — крикнул Николай Захарович. — Отставить эти коленца! Ты вот что сыграй, — и отец протянул Антону картину. — Вот по этим «нотам»… Что-нибудь попечальней. Да ведь, Зина?
Беря «Тройку», Антон чуть было снова не заговорил о поездке, но почувствовал, что лучше в самом деле сыграть что-нибудь попечальнее, пусть родители взгрустнут, а там, глядишь, и подобреют.
Антон поставил картину на пюпитр и, несколько секунд подумав, заиграл «Осеннюю песню». Он смотрел на ребячьи лица, и ему казалось, что это о них рассказывают эти печальные звуки. «У Лени, конечно, не такая физиономия, когда он тащит кадушку, нет. Пусть даже ветер навстречу — не такая!.. И не хотят меня отпустить! Пусть за полторы тысячи километров, пусть в неизвестность! Я все равно поеду!»
Глава вторая, в которой Антон превращается в дядю и покидает отчий дом
После раздачи табелей Антон летел домой сломя голову.
Не столько по себе, сколько со слов друзей он знал, что родители, когда к ним подкатывались с какой-либо просьбой, не прочь иногда поторговаться: мол, хорошо, мы это сделаем, но и ты… Ответной платой чаще всего является табель, без двоек или без троек — по договоренности. К беде Антона, эта валюта не обращалась в их семье — он всегда толково учился. Поэтому-то Антон понимал,
Была суббота. Зинаида Павловна, только что придя с работы, готовила еду. Антон пробежал прямо на кухню.
— Мам, смотри!.. Ну, бери, бери!
— У меня руки в муке.
— Да бери!
Зинаида Павловна взяла листок за самый кончик и под торжествующим взглядом сына посмотрела отметки. Только одна четверка — по русскому языку.
Ну, поздравляю! — И она поцеловала его в щеку.
— Так когда я еду в Братск?.. Завтра же! Завтра же меня тут не будет! Вы обещали! — Антон махал табелем.
— Не шуми… Мы обещали только подумать. И мы подумали. Сейчас придет папа и выяснится, когда вы едете. Сегодня ему должны точно сказать об отпуске: завтра, послезавтра или через неделю.
— Ого, через неделю! — воскликнул Антон. — Я и так ползимы ждал… А если ему совсем не дадут отпуск?
Мать пожала плечами, ответила:
— Значит, ты невезучий.
— Значит, я могу вообще не поехать? — начинал злиться Антон.
— Не паникуй преждевременно.
— Интересно! — Антон резко повернулся и вышел из кухни.
Он бродил по всем трем комнатам, передвигал стулья, включал свет, открывал пианино, брал несколько аккордов и опять закрывал его, рассматривал «Тройку», которую прикнопил у себя над столом, наконец, взял с полки книжку, раскрыл наугад и уставился на рисунок — несколько окружностей, одна в другой. «Орбиты Юноны и Паллады», — прочитал он бездумно и уже далее совершенно не знал, что делать.
В прихожей раздался звонок.
— Папа! — крикнул Антон, бросившись открывать. — Ну что, пап, едем? Когда? Завтра? — накинулся он на отца, жадно заглядывая ему в глаза, однако за блеском очков глаз не было видно, но улыбка, улыбка сказала все. — Ура-а! — закричал Антон. — Мы едем!.. Мама, мы едем! Когда, пап?
Отец все еще улыбался, но как-то уже слабее, точно с робостью.
— Сколько четверок? — спросил Николай Захарович, высвобождая из кармана туго всунутую книгу.
— Одна.
— Молодец!.. Вот тебе в честь окончания шестого класса. Эдгар По. Держи.
— Ну что, Коля? — выглянув из кухни, спросила Зинаида Павловна. — Все в порядке.
— Не очень.
— Как? — вырвалось у Антона, округлившего глаза. — Ты ведь сказал… — но тут же спохватился, отец ничего еще не говорил.
Николай Захарович стащил пиджак, держа за воротник, опустил его до самого пола, ослабил галстук, снял очки и, превратившись вдруг в какого-то беззащитного, пояснил: