Пятая труба; Тень власти
Шрифт:
— Я думала, сеньор, что вы преследуете другие, более высокие цели — справедливость и даже нечто большее. Прошу вас, не разрушайте этой иллюзии.
С этими словами она отошла от меня. Подошёл декан.
Справедливость и даже нечто большее! Вот рассуждения женщин. Они никогда не бывают довольны. Её спасли от страшной смерти, с большим риском обеспечили безопасность — и она хочет, чтобы всё это было сделано так, чтобы никто не пострадал! Как будто люди — ангелы, а на земле настал рай!
Я пошёл домой с деканом, который рассуждал о развращённости людей, принуждающих
— Ваша вера в ведьм как будто вернулась к вам, сеньор, — сказала за обедом донна Изабелла тем тоном, которого я не любил.
Я всё ещё живу у ван дер Веерена. Помещение для меня в городском доме почти уже готово. Не ладится что-то с печами, и ван дер Веерен говорил, что они будут дымить, если их не исправить как следует. Я, конечно, мог бы не считаться с этим и переехать туда: я привык и не к таким неудобствам, как дым или присутствие рабочих, выходящих и входящих в комнату. Но мой хозяин настойчиво просил меня оставаться пока у него, и я хорошо понимал причины этой просьбы: моё присутствие в его доме — ручательство безопасности его самого и его домашних. Его дочь также в вежливых выражениях вторила его просьбам с улыбкой, от которой веяло холодом. Но именно поэтому и, скорее, вопреки этому я у них и оставался.
— Да, конечно, — мрачно говорил я. — Дело идёт к зиме. Становится холодно, и необходимо топить. А вы не верите в ведьм, донна Изабелла?
— Смотря по обстоятельствам…
— Как так?
— Кто осмелится не верить в них, если, как в данном случае, вы будете верховным судьёй, присутствующим даже на казни? Это обстоятельство будет великим утешением для тех, чья вера поколебалась было после случая с моей кузиной. Теперь они могут радоваться, махинации дьявола выведены теперь наружу. В следующий раз, когда будут сжигать, энтузиазма будет ещё больше, — сказала она, глядя не на меня, а на стену.
— Вы чересчур суровы сеньорита.
— Нет, я только указываю на вашу справедливость.
— Так ли? Я очень рад слышать это от вас. Это заставляет меня идти далее по тому пути, на который я ступил, — ответил я, раздражаясь. — В Мадриде с удовольствием узнают о том, что сожгли одну-другую ведьму, но с ещё большим удовольствием принимают известия о том, что сожгли еретиков, особенно богатых. Там рассуждают так: всеправедный Господь не может потерпеть, чтобы кто-нибудь, отбившись от истинной веры, обладал богатством в то самое время, когда добрые католики умирают с голоду. Своим богатством такой человек, очевидно, обязан дьяволу, и будет самым святым делом взять у него это богатство, а его самого сжечь. Боюсь, что, с этой точки зрения, меня считают слишком мягким и будут за это меня преследовать. Это было совершенно верно.
— Лично я совершенно равнодушен к подобного рода вещам, — продолжал я, — и готов был бы разрешить каждому молиться по-своему, если только он не беспокоит своих соседей.
Мой хозяин посмотрел на меня пристально, как будто хотел прочесть в моей душе. Донна Изабелла бросила взгляд — впрочем, мне совершенно безразлично, какие взгляды она бросает на меня.
— Вы знаете здесь всех, — продолжал я. — Можно было бы начать с духовенства, которому, я уверен, не занимать стать еретиков. Остальных, мы оставим на потом. Сделаем уступку чувству жалости, которую можно если не оправдать, то простить нам.
Старый ван дер Веерен овладел наконец собой. Бледность мало-помалу исчезла с его лица, и он сказал:
— Это хранится в большом секрете, сеньор. Люди, принадлежащие к новой религии, ведут себя очень странно. Если среди последователей этой религии кто-нибудь встретит своего смертельного врага, то он его не выдаст. Боюсь, что я не могу вам дать никаких указаний в этом случае.
— Очень жаль. Вы могли бы предупредить ошибки, которые я могу наделать. А такие ошибки очень чувствительны для тех, кого они касаются. Хорошо. Если вы не можете этого сделать, пусть будет так. Попытаюсь распутать всё сам.
Я удивил его второй раз, и не меньше, чем первый, в день моего прибытия сюда.
Через некоторое время, когда я собирался выйти из дому и искал в передней свою шляпу и шпагу, я почувствовал лёгкое прикосновение чьей-то руки. Я круто обернулся: передо мной стояла донна Марион. В виде исключения она присутствовала сегодня за обедом, но всё время молчала.
— Верно ли, что вы посвящаете себя преследованию? — спросила она. — Я не могу этому поверить.
— Я не стал бы этого делать, если б можно было. Преследовать людей не доставляет мне никакого удовольствия. Но мне не нравится содержание писем, которые я получил. Я имею полномочия, но всегда могу получить прямой приказ от короля. У герцога немало бланков, заранее подписанных королём. Обнаружено, что несколько богатых лиц нашли себе убежище в Гертруденберге, полагая, что этот маленький городок не может навлечь подозрений. Он находится недалеко от Дордренна, откуда они рассчитывают переправиться в Англию. Кроме того, после происшествия, случившегося при моём прибытии сюда, моё положение пошатнулось.
— Если из-за меня должны пострадать многие другие, то я желала бы, чтобы вы вовсе не спасали меня.
— К счастью, ваше желание не может осуществиться. А я желал бы, чтобы эти еретики не вынуждали на крайние меры. Зачем поднимать такой шум, присутствуя в церкви? При некоторой ловкости и вовремя пущенных деньгах они могли бы обезопасить себя от всяких козней духовенства. Но неужели вы думаете, что их собственное духовенство, если оно когда-нибудь получит власть, будет поступать с ними иначе? Им не изменить этого мира.