Пятая труба; Тень власти
Шрифт:
— Когда ты открывала внутреннюю дверь, ты протянула руку, и рукав откинулся. Я узнал твою руку, но в это мгновение наружная дверь захлопнулась передо мной. Я в отчаянии стучал в неё, но никто не ответил мне. О, не хитри со мной! — воскликнул он, заметив её отрицательный жест. — Я знаю всё. И всё это... ради меня... о, Боже мой! И ты опять впала в грех, ты, отринувшая грех!
— Да, я согрешила. Но не вы... Я имею право быть тем, чем хочу.
Поражённый величием и ужасом того, что она сделала, он продолжал стоять перед ней на коленях.
— Если вы всё знаете, —
— После того, что было, разве я могу уйти отсюда, жизнь моя? Скажи, разве я могу уйти от тебя?
Её фигура замерла, как у человека, переживающего мучительную боль.
— Я думала, что жертва полна, — прошептала она, — но вижу, что ошиблась. Любовь ко мне! Теперь! Вы, который так осуждали всякую нечистоту! Вы, который неделю тому назад объявили мне, что любите другую! Я не знала, что вы принадлежите к числу тех, у которых любовь меняется через неделю...
— Бывают в жизни человека дни, которые нужно считать за годы. Бывают и такие события, которые стирают границы пространства и времени.
— Но есть вещи, память о которых сохраняется, — продолжала она с горечью. — Разве вы забыли, что вы сказали мне всего несколько дней тому назад? Теперь я стала действительно тем, чем вы меня назвали.
— Нет, нет! — страстно закричал он и поднялся с колен. — Ты согрешила, но твой грех посрамил добродетель других. Ты рискнула миром своей души, чтобы спасти душу того, кто так жестоко оскорбил тебя. Пойти на всё, чтобы спасти меня!
И он страстно бросился к её ногам и обнял её колени.
— Прости меня! — вскричал он. — Прости!
— Я прощаю вас, если только такая особа, как я, может прощать. Теперь встаньте и дайте мне пройти.
— Пройти! — вскричал он, не выпуская её колен. — Понимаешь ли ты, что говоришь? Разве наши судьбы теперь не соединились?
— Нет, это невозможно.
— Ты не простила меня?
— Я для вас не товарищ.
— Может быть, я недостоин тебя, хотя все эти годы я бессознательно, но страстно искал тебя в образе других, искал, как в тёмную ночь человек ищет зари!..
— Зари! Вы бредите! Довольно. Позвольте мне уйти с миром.
Он поднялся с колен и загородил ей дорогу.
— После всего того, что было, как можем мы расстаться? — просто спросил он. — Моя любовь сильна, хотя и родилась во мраке ночи. С тем же успехом стала бы ты останавливать восход солнца: через минуту оно взойдёт, и лучи его заиграют на твоём лице. Всю жизнь мою я мечтал о том, чтобы встретить человека, который возлюбил бы меня, как ты возлюбила меня, — тихо и нежно продолжал он. — Мы оба впали в грех, но не совершили низости. В заблуждении мы искали истину, во мраке свет. Неужели мы наконец не увидели его? Господь справедлив, и ты обрящешь новую непорочность, когда разогнан будет мрак.
Впервые она вышла из своего оцепенения.
— Будет ли? — с отчаянием вскричала она. — О, никогда не вернуть мне моей чистоты и непорочности!
Чтобы не упасть, она прислонилась к стене и, схватившись руками за выступавшие камни, судорожно зарыдала.
— Не прикасайтесь
— Да, дорогая моя. Связь, которая нас теперь соединяет, нельзя разорвать словами. Как ты протянула мне руку, чтобы спасти меня от отчаяния, так и я протягиваю тебе руку, когда тени прошлого овладевают твоей душой. Твой грех — мой грех. Не сердись, если я прибегну к силе, ибо ты научила меня дерзать на многое.
Сильным движением он вдруг обнял её и поцеловал. Она закрыла глаза, как будто этот поцелуй обжёг её и со страстью, и отчаянием ответила ему тем же.
Вдруг она вырвалась из его объятий и бросилась на колени перед могилой, которая находилась возле неё. Перед ними было кладбище, ещё покрытое мраком. Между бледными цветами тихо высились темневшие кресты. Лучи солнца ударили ей прямо в лицо, но вид этих молчаливых крестов отнимал у них всю их прелесть. Сзади них поднимался уже день, но непреодолимая сила, казалось, задерживает его перед этой священной оградой, за которой царствуют смерть и темнота. Только через решетчатые ворота на другом конце кладбища падали скудные золотые лучи, освещая стоявшие за оградой деревья в цвету, выделявшиеся на серебристом фоне озера.
Леди Изольда с тоской глядела на эти тёмные забытые могилы. Закрыв лицо руками, она разразилась рыданиями — в первый раз с тех пор, как он узнал её.
— Идите, — промолвила она, рыдая. — Между нами стоит прошлое, которого нельзя стереть.
— И не нужно стирать, дорогая моя! Оно уже побеждено нами.
И как бы желая доказать, что он прав, солнце медленно стало охватывать всю её фигуру. От неё оно пошло дальше, всё более и более захватывая мрачное царство мёртвых. Но она не видела этого. Её глаза были полны слёз.
— Нет, нет! — повторяла она и вдруг, поднявшись во весь свой рост, взглянула ему прямо в глаза. — Понимаете ли вы, что всё во мне будет напоминать вам, что когда-то я принадлежала ему? Глядите!
И сильным движением она откинула капюшон. Её грудь волновалась, волосы отливали на солнце золотистым светом.
— Глядите! — безжалостно продолжала она. — Глядите внимательно. Всё, что есть во мне красивого, всё это принадлежало ему! Я сама думала, что прошлое можно вычеркнуть и забыть, но это оказалось невозможным. И вы не можете убить его за это! Это была сделка, постыдная сделка, но сделка! И вы не можете убить его!
Лицо его омрачилось.
— Да, я не могу этого сделать, — мрачно прошептал он.
— Да, но вы хотели бы этого. Даже теперь ваша рука схватилась за пояс, хотя на нём и нет уже кинжала. И всякий раз вы будете повторять, что хотели бы убить его.
— Нет, — сказал он, тряхнув головой, — этого не будет. То говорит во мне плоть, а не дух. Мы согрешили и вместе должны нести грех свой. Но будет и этому конец.
И он посмотрел на освещённое место перед собой, как бы набираясь от него силы.