Пятая женщина
Шрифт:
— Где-то живет человек, убивший мою мать. Кто его разыскивает?
— Не я, — ответил он. — Но если вы расскажете, что произошло, и если в другой стране был убит шведский гражданин, то мы, конечно же, примем меры.
Он ничего не сказал ей о недавнем разговоре с Лизой Хольгерсон. О том, что убийство ее матери уже расследуется.
— Никто не знает, кто убил мою мать, — продолжала она. — Она стала жертвой глупой случайности. Ее убийцы ее не знали. Они сочли себя вправе. Они решили, что могут убивать кого угодно. Даже невинную женщину, на старости лет решившую совершить все те путешествия, на которые раньше у нее не было ни времени, ни денег.
В
— Почему она остановилась у монахинь? — спросил он.
Вдруг она подняла взгляд от стола и посмотрела прямо ему в глаза.
— Кто вам дал право читать мои письма?
— Никто. Но они принадлежат вам. Человеку, совершившему несколько тяжких преступлений. Иначе я бы их, естественно, не читал.
Она отвела глаза.
— Монахини, — повторил Валландер. — Почему она жила у них?
— У нее было не очень много денег. Она жила там, где подешевле. Не могла же она предвидеть, что у монахинь ее ждет смерть.
— Это случилось примерно год тому назад. Как вы прореагировали, получив письмо?
— Мне было незачем больше ждать. Как я могла оправдать свое бездействие? Когда никому другому нет дела?
— Дела до чего?
Она не ответила. Валландер ждал.
Потом задал другой вопрос.
— Ждать чего?
Она ответила, не глядя на него.
— Ждать, чтобы их убить.
— Кого?
— Тех, кто, несмотря на все свои преступления, остался на свободе.
Валландер понял, что был прав. Когда пришло письмо Франсуазы Бертран, внутри ее высвободилась какая-то ранее скованная сила. Ивонн Андер долго вынашивала мысли о мести. Но пока еще могла себя сдерживать. Теперь ее больше ничего не удерживало. И она распорядилась правосудием по-своему.
Это, как думал потом Валландер, не сильно отличалось от того, что произошло в Лёдинге. Ивонн Андер действовала так же, как народные дружины. Она поставила себя вне закона и чинила собственное правосудие.
— Вы хотели справедливости? — спросил Валландер. — Вы хотели наказать тех, кто нечестно избежал наказания? Так?
— Кто разыскивает убийцу моей матери? — ответила она. — Кто?
Потом она снова замолчала. Валландер думал о том, как все началось. Через несколько месяцев после письма из Алжира она проникает в дом Хольгера Эриксона. Это был первый шаг. Она ничуть не удивилась, когда Валландер напрямую спросил ее, так ли было дело. Она не видела ничего странного в том, что Валландер все знал.
— Я слышала о Кристе Хаберман, — сказала она. — Что ее убил этот торговец автомобилями.
— Кто вам про нее рассказал?
— Одна полька, она лежала в больнице в Мальмё. Это было много лет назад.
— Вы тогда работали в больнице?
— Я периодически устраивалась работать в больницу. Я много разговаривала с женщинами, которых избивали их мужья. У этой польки была подруга, которая знала Кристу Хаберман.
— Зачем вы проникли в дом Хольгера Эриксона?
— Я хотела доказать себе самой, что могу это сделать. К тому же, я искала следы пребывания там Кристы Хаберман.
— Почему вы выкопали яму? Почему эти колья? Почему подпилили мостки? Эта знакомая Кристы Хаберман подозревала, что тело зарыто в канаве?
На этот вопрос она не ответила. Но Валландер понял. Хотя расследование все время выскальзывало у них из рук, Валландер и его коллеги, сами того не зная, с самого начала были на верном пути. Убивая свои жертвы, Ивонн Андер действительно повторяла мужскую жестокость.
За
Ивонн Андер пришлось, разумеется, пройти судебно-психиатрическую экспертизу. Валландер знал, что этого не избежать. Но он настоял, чтобы ее на время отложили. Сейчас самое главное — это спокойно довести их беседы до конца. Никто не возражал. Очень важно было учесть одно, и все это понимали: если ее спугнуть, она может снова замолчать.
Только с Валландером, и ни с кем другим, она готова была говорить.
Они двигались дальше, медленно, шаг за шагом, день за днем. За стенами тюрьмы осень теряла последнее тепло и все быстрее приближалась к зиме. Почему Хольгер Эриксон ездил в Свенставик и увез оттуда Кристу Хаберман, а потом почти сразу убил ее, Валландер так и не узнал. Возможно, она отказала ему в том, что Эриксон привык получать беспрекословно. Возможно, ссора закончилась убийством.
Потом они перешли к Ёсте Рунфельдту. Ивонн Андер была уверена, что он убил свою жену. Утопил ее в Стонгшё. Но даже если он этого не делал, то все равно заслужил свою участь. Она сама хотела только умереть — так жестоко он ее избивал. Анн-Бритт Хёглунд оказалась права, полагая, что на Ёсту Рунфельдта напали в магазине. Ивонн Андер узнала о его поездке в Найроби и заманила его в магазин, сказав, что ей нужны цветы для приема завтра рано утром. Потом она его ударила, кровь на полу действительно была его. Разбитое окно — только ложный маневр, чтобы заставить полицию думать, что это взлом.
Затем следовало описание самого ужасного. До этого Валландер пытался понять ее, не давая эмоциям брать над собой верх. Но тут он не выдержал. Она совершенно спокойно рассказала, как раздела Ёсту Рунфельдта, связала его и засунула в старую печь. Когда он больше не мог контролировать свои естественные выделения, она сняла с него нижнее белье и положила его на клеенку.
Потом она отвезла его в лес. Рунфельдт тогда уже совсем обессилел. Она привязала его к дереву и задушила. Именно на этом месте своего рассказа Ивонн Андер перестала быть для Валландера человеком. Неважно, женщина она или мужчина. Она — чудовище, и, к счастью, они остановили ее до того, как она успела убить Туре Грундена или кого-то еще из своего жуткого списка.
Это было единственной ее ошибкой. Не сжечь черновик, куда она записывала все перед тем, как внести в главную тетрадь. В ведомость, хранившуюся в Вольшё. Валландер не спрашивал. Но она признавала эту ошибку. Единственное из своих действий, которого она сама не могла понять.
Валландер подумал, что она, возможно, нарочно оставила следы. Что подсознательно она все-таки хотела, чтобы ее раскрыли и остановили.
Но он не был уверен. Иногда ему казалось, что это так, иногда нет. Он не смог прийти ни к какой определенной точке зрения.