Пятая жертва
Шрифт:
Но тут щелкнуло. Мелодичный голос произнес:
– Да, я вас слушаю.
Он набрал в грудь побольше воздуха, будто собираясь нырять на глубину, и выпустил часть его в виде двух слов.
– Здравствуйте, Элла.
Слова эти дались ему ох нелегко.
– Добрый вечер. А кто это?
– Валерий.
– Валерий?
– Да. Помните, помог вам добираться до дома, когда вы были ранены.
Он прижмурился, испугавшись, что она скажет что-то типа: "не помню", или "и что дальше", или что-то холодно-вежливое в стремлении отделаться побыстрее.
Но она доброжелательно произнесла:
–
– Сильно сказано.
– Вы мне очень помогли.
– Элла, - вдруг горячо произнес он.
– Я сегодня чуть не погиб. Я один в пустой холодной, - тут он невольно приукрасил, - квартире.
Она молчала. Он на миг смутился, потом как в воду прыгнул:
– Мне бы хотелось увидеть вас.
– Сейчас?
– удивилась она.
– Нет, конечно... Когда захотите.
Она ничего не ответила.
– Извините, Элла, за бестактность. Простите, я...
– он начал оправдываться, умом понимая, что нет ничего более жалкого, чем оправдывающийся человек, но поделать с собой ничего не мог.
– Завтра, - оборвала она его блеяние.
– Если можно, после пяти. Раньше я занята.
– Когда и где, скажите. Она назначила место встречи.
– Спасибо, Элла, - произнес он.
Когда уже повесил трубку, сидел, смотря на аппарат. А ведь действительно жизнь полосата. Черные и белые полосы. мерные и белые...
Гнать надо в три шеи вечную неуверенность! Завтра он будет умен, весел, предупредителен... Ох, как ему хотелось верить, что будет все именно так.
* * *
На площади, как всегда, было полно народу. Конечная станция длиннющей ветки метро. Сюда съезжаются люди с обширных, разрастающихся с каждым днем окрестных микрорайонов. Все куда-то спешат, куда-то стремятся. У всех свои дела, своя жизнь. Но так угодно кому-то наверху, чтобы в этот момент именно эти люди собрались именно здесь на площади, перед стеклянным зданием метро, мазнули друг друга ничего не замечающими взорами, потолкались и разбрелись.
Толпа стирает индивидуальные черты. Валдаеву иногда люди московского часа "пик" казались бильярдными шарами. А сам город - огромным бильярдным полем, только покрытым не зеленым сукном, а серым асфальтом, по которому кто-то забавы ради катает миллионы этих шариков Шарики со стуком сталкиваются между собой на этом грязно-сером поле, некоторые счастливо попадают в свои лузы. некоторые катаются так, бесцельно, неизвестно куда и зачем. А иные разбиваются. На этом сером бильярдном поле сегодня так легко разбиться.
Уже в пяти метрах от автобусной остановки людей начинали цеплять лохотронщики - местные завсегдатаи, прирожденные мошенники, прорабы беспроигрышной лотереи
– Сыграйте, не пожалеете, - вцепился ему в рукав уркаганского вида детина, протягивая бумажку.
– Нет, спасибо, - как ошпаренный Валдаев рванулся в сторону, будто боясь, что детина не отпустит его.
– Припадочный фраер, - пожал тот плечами и устремился снова в толпу. Тут же зацепил какую-то женщину, и теперь за содержимое ее сумки можно не беспокоиться -все деньги оттуда перекочуют в карманы лохотронщиков.
Валдаев вздохнул. Его задевали подобные маленькие трагикомедии. Он ощутил, как начинают дрожать руки, засунул их поглубже в карманы легкой ветровки.
–
– Простите, не видел...
– Чего встал, как столб...
– Посторонись, - слышалось вокруг.
Звуки улицы для Валдаева вдруг резко, будто сдвинулся в голове переключатель, стали посторонними и забарабанили градом по пустой черепушке.
Валдаев встряхнул резко головой, прогоняя неприятное ощущение. Он непроизвольно замедлил шаг и встал на пути у десятков "человекошариков", катящих ко входу в метро.
– Куда лезешь, дурило?
– крикнул бородач, торгующий газетами, на чей лоток толкнули Валдаева так, что новенький покетбук "Горячее тело" упал на асфальт.
– Виноват, - Валдаев поднял покетбук, отряхнул его и положил на место.
Он встряхнулся, возвращая себе ясность мысли, и бодро устремился к дверям метро, которые, как сток в ванной, затягивали человеческую массу и пускали ее по бесконечным подземным коммуникациям.
Теперь главное отдаться во власть потока. Все на автомате. Опыт выживания в метро у москвича формируется с младых лет. Метро - это поле боя... Бросить в аппарат жетон. Проходя через турникет, внутренне напрячься - а вдруг железяка не сработает и прищемит что не положено. Потом - эскалатор. Его лента напоминает конвейер, подающий детали для дальнейшей обработки.
Платформа. Кто же не знает, что в час "пик" интервал - минута. Если больше - значит, на путях непорядок.
Вагон. Тут каждый закуток знаком, отстоян, отсижен, обтерт. Ты прекрасно знаешь, что на одном сиденье разметаются шесть человек. Если меньше - значит, кто-то слишком толстый или слишком наглый, что не хочет ужаться. Враг. Таких все остальные мимолетно ненавидят. В метро надо ужиматься. Метро - особый мир. Плотно упакованный. Мир несмертельных человеческих трудностей. У кого-то стягивает руку тяжелая сумка. Кто-то вспотел. У кого-то першит в горле, и он кашляет. А в углу - свободное пространство. Там обосновался бомж. Это право московского бомжа- сидеть в одиночестве почти на пустой скамейке в час "пик". Запах - их билет на проезд в первом классе.
Пересадка на кольцевую линию. Желанная для многих станция. Вагон утрамбовывал в себя на семи предыдущие станциях человекомассу, чтобы здесь разом извергнуть ее из своего брюха.
Валдаев в брошенной в едином порыве толпе рвется на перрон. Кого-то обтекает, кого-то прижимает. Ну, старикашка с клюкой, чего застыл? В душе вспыхивает раздражение, когда не попадающего в общий поток и не отвечающего общему ритму хочется отодвинуть в сторону, отпихнуть В метро все всегда стремятся вперед. И человекозатычка, тот, кто не успевает вовремя поворачиваться, - кто он? Враг.
Кольцевая линия. Опять вагон. Опять вечный бой - за места. Два вьетнамца плюхаются на мягкое вожделенное коричневое сиденье прямо перед кашляющей перекошенной старушкой. Может, это и китайцы. Говорят, желтолицые к старшим почтение испытывают. Нет, эти не из тех. кто кого-то уважает. Эти из тех, кто собак ест. Враги! В метро полно мимолетных врагов...
Вот и нужная остановка. Толпа опять стискивает Валдаева. Выносит на перрон. Сумкой под ребра, чем-то острым - под колено. Ух, тоже враги. Кто же с таким саквояжем в час "пик" едет? Саквояж занимает, как три человека.