Пятьдесят девственниц
Шрифт:
— Убей! — еще громче взревела толпа.
— Пусть справедливость будет восстановлена поединком! — громко объявила Ноэма, потом сбросила плащ и расстегнула пояс. Меч ее со звоном упал на пол.
— Принесите же единственное оружие, которое может вершить правосудие Богини! — приказала верховная жрица.
Две нагих эльфийки, преклонив колени, подползли к статуе грудастой, сидящей широко расставив ноги, Богини-матери и взяв длинный атласный футляр преподнесли его Ноэме.
— Ты — единый меч, достойный служить Богине! — еще громче,
Нет, ничего не понимаю я в оружии, но, увидев меч, оказавшийся в руках прекрасной этой женщины, понял только одно — уж, если суждено мне умереть от меча, так только от этого. Наш с Гелл, пошедший гулять по свету, ребенок, наш Девственник, самое прекрасное оружие из всех, какие я когда-либо видел, лег рукояткой своей в ее ладонь, как будто создан-то был для единственного этого мига.
— Ноэма, ведь он прекрасен, — не в силах оторвать взора от сверкающего лезвия сказал я. — Неужели ты запачкаешь его кровью?
— Глупец! — усмехнулась она. — Меч, обагренный кровью, во много раз милее взору любого воина, чем оружие незапятнанное. Окровавленным, меч этот станет, во истину совершенным. Что ж, лживый маг, твоя магия — против моего меча!
Сконцентрировав силу жезла я направил луч света прямо в лицо своей противнице. Была у меня надежда ослепить ее, ошеломить, а потом, быть может, огреть по голове. Ноэма же одним легким прыжком уклонилась от этой атаки. Потом меч в ее руке сверкнул описывая широкий взмах, которому противопоставить мне было совершенно нечего.
И тут неведомая сила вдруг бросила нас друг прочь от друга. Ничего не могли мы сделать, а сила эта вдруг свела нас воедино, будто бы в объятия. И меч в ее руках, а жезл — в моих, вдруг образовали как бы единое целое, и воссиял над нами ярким голубым светом крест, длинной перекладиной которого был меч в ее руке, а короткой — жезл в моей. И вдруг, длинная перекладина начала уменьшаться, моя же — расти.
Что было потом, не скажу, ибо узнал я многое, но понял мало, а запомнил еще меньше. И видел я иные миры и иных людей, но оставался самим собой и было от этого особенно обидно: ведь понял я, насколько я плох. Но, наконец, вихрь ужасной энергии вокруг меня стих.
— О, жестокий маг! — воскликнула Ноэма. — Что сделал ты с нашей Богиней?
Я взглянул, но, вместо сотворенной из камня грудастой, бесстыже раскинувшей ноги женщины, увидел сверкающий вздымающийся в небо мужской детотворный орган слитый из стали, может быть мечей пребывавших в храме женщин, а, может быть, из мечей эльфиек всей страны.
— А что сделал ты со мной? За что? Ведь я, всего лишь, жила по законам моей родины! — вскричала верховная жрица поднимаясь с колен. Была она прекрасна как и раньше: крепкая, будто точеная грудь, удивительной стройности фигура. Вот только между ног у нее топорщилось то, чего никак не должно быть у женщины.
Не одна Ноэма пострадала таким образом и в храме раздались многочисленные рыдания и причитания женщин.
— Глупая
— Освободи нас от этого! — взмолилась она. — Мы не достойны такой ужасной кары.
— Не у всех у вас это выросло, — поведал я в ответ то, что открылось мне в миг сверкающего креста, — лишь у тех, у кого дочери — девственницы. Идите же и помогите им избавиться от девства. Я тут не при чем, поскольку собираюсь как можно скорее покинуть вашу страну. Вы же, усердно со своими дочурками трудясь, мало-помалу от данного инструмента избавитесь. Прощайте. Тем же, кто попытается преследовать меня или моих спутников, я выращу член вместо носа и во время еды вы будете кусать себя за мошонку, а это очень больно — поверьте!
Угрозу сию, конечно, выполнить я был не в силах, но посчитал припугнуть их нужным, ибо, кто его знает, на что решатся эльфийки с отчаяния.
— Бес, а что с твоим жезлом? — спросила Глазки, когда мы вышли из храма.
— Ничего, — сердито ответствовал я. — Моей заслуги тут никакой нет. И нету во мне никакой внутренней силы.
Жезл мой, хоть и оставался тонок, как прежде, в длину, однако же, был мне уже от земли по грудь.
Со всей поспешностью отправились мы в гавань и, взойдя на один из эфирных кораблей, с радостью царство северных эльфов оставили.
96
Никогда до того не приходилось управлять мне эфирным эльфийским судном, но оказалось это совсем нетрудно. Слушалось оно моей воли и неслось сначала над льдами, а потом и над волнами Внешнего моря, с удивительной скоростью. Вот только заметил я вскоре, что судно это, вдруг, начало мало-помалу как бы таять и растворяться и сулило нам это со спутниками немалые неприятности.
Засветил я жезл и пытался насытить чудесный корабль светом своим, но вскоре понял, что теряет он ежеминутно гораздо больше, чем я могу ему дать.
Несказанно переживая за свои жизни, мы добрались, однако же, до берега, причем гораздо южнее и западнее того места, откуда в страну эльфов отправились. Не было тут снегов, ибо близилась уже весна, росли огромные сосны, берега же были круты и скалисты.
Ни подобных скалах и истаял окончательно мерцающий эфирный корабль, будучи благополучно нами покинутым. Выбрались мы из царства эльфов в величайшей поспешности, а посему оказались и без средств, и без припасов. Первое было не страшно — купить в здешних пустынных местах не у кого и не чего. Второе же несколько смущало, ибо надо же чем-то и питаться.