Пятьдесят лет в Российском императорском флоте
Шрифт:
Поздно вечером, в 11 часов, вернувшись в свой отель, мы зашли в столовую, наполненную нарядной ужинающей после театров; все мужчины были во фраках, а дамы в вечерних туалетах, мы упустили из виду этот обычай и чувствовали себя неловко в своих пиджаках и тужурках.
Вернувшись в свои комнаты для ночлега, мы нашли в них окна раскрытыми настежь (при морозе около -3°), а камин затопленный, с полным зарядом ярко пылающего угля. Печей в отеле этом не было: обитатели довольствовались каминами, в спальнях держалась температура, почти равная наружной, но зато на кроватях мы нашли по 3–4 теплых фланелевых одеяла и пуховик сверху. Закрыв окна, мы, дрожа от холода, влезли в свои кровати, быстро в них согрелись и выспались прекрасно; утром встали свежими и бодрыми, только утренний туалет на холоде делать было неприятно. На другой день мы ездили по подземной
Музей описывать я не стану; о нем исписаны целые тома на всех европейских языках. Что же касается Парламента и аббатства, то они невольно привлекают внимание всякого туриста, попавшего в Лондон, даже не знакомого вовсе с архитектурой.
Парламент — это величественный лабиринт в готическом стиле, расположенный одним фасадом по набережной Темзы, а другая его сторона обращена к небольшой площади, отделяющей его от древнего собора Westminster Abbay, также готического стиля. В Парламенте мы долго ходили по историческим залам и коридорам, уставленным мраморными и бронзовыми монументами, пока добрались до залы заседаний Палаты общин. Это сравнительно небольшой зал, все стены и галерея отделаны почерневшим от старости деревом со стрельчатыми готическими башенками. Посреди зала стоит огромный стол, на нем лежат огромные книги в металлических переплетах, скипетр и другие атрибуты государственной власти; за столом — стильный трон спикера, а по четырем стенам расположены широкие диваны в три яруса, покрытые черной зеленоватою кожею. Трибуны для оратора нет, а каждый депутат говорит со своего места. Министры не имеют отдельной ложи, а сидят на крайней нижней скамье возле стола. Гид с особенным уважением показал нам на довольно потертом диване место Гладстона, бывшего в то время премьером.
Небольшие размеры зала (вместительностью не более, как на 200 человек) объясняются тем, что 400 лет назад депутатов было не более 200 человек; но англичане, строго чтущие исторические традиции, не желают менять этот зал на новый, и потому теперь в дни больших парламентских дебатов, когда собираются почти все депутаты, только половина их сидит на диванах, а остальные теснятся в проходах — кто как попало. На вечерние заседания депутаты являются в черных сюртуках или фраках, но цилиндров с головы не снимают, исключая очередного оратора. Поднявшись этажом выше в верхнюю палату — Палату Лордов, мы нашли совершенно такой же зал, расположенный прямо над нижним, и с таким же внутренним размещением — только лишь диваны обиты красною кожею вместо черной — вот и вся разница.
Собор Вестминстерского Аббатства — древнейшее здание в Лондоне — ушел глубоко в землю, и потому он кажется значительно ниже Парламента. Снаружи он совершенно почернел от ветхости; войдя внутрь храма, мы были очарованы величественной картиной двойного ряда высоких готических колонн, подпиравших свод; при мертвой тишине и слабом освещении узких высоких окон мы чувствовали себя, точно в заколдованном замке; расположенные между колоннами мраморные потемневшие от старости гробницы, монументы и памятники королей, рыцарей, полководцев, адмиралов и великих ученых (Нельсон, Ньютон, Гершель, Диккенс, Шекспир, королева Елизавета, Мария Шотландская и проч.) напомнили нам ряд исторических эпох, пережитых Англией. Собор — это сокровищница памятников наглядной истории Англии.
Но мы, праздные туристы, обозрели его в течение 2 часов и, не зная многих деталей истории Англии, оценили его лишь в той степени, какое впечатление он произвел на нас. Вечером мы были в одном из частных театров. Ужинать мы поехали на улицу Picadilly в одно из фешенебельных кафе, где подают бифштексы, изжаренные на глазах публики на железной решетке, приспособленной к камину, находящемуся в самом зале. На третий день, истратив все деньги, мы после ланча поторопились выехать в Портсмут, чтобы попасть к вечерней вахте. На клипере нас ожидала следующая смена офицеров, едущих в Лондон с вечерним поездом.
В половине декабря, окончив все испытания, адмирал Попов разрешил нам уходить из Англии и следовать вместе с «Разбойником» в дальнейшее плавание, с заходом в Брест (французский военный порт на северо-западном побережье Атлантического океана).
Простившись с милым и приветливым портсмутским обществом, мы ранним туманным утром начали сниматься с якоря. Провожать
Молодые матросики сразу приуныли, поддаваясь качке; они отдельными группами ютились у мачт, где меньше качает, и грызли сухари, посыпанные солью. На мостике вахтенные, широко расставив ноги, хватались за поручни, чтобы удержаться на месте. К вечеру мы обогнули остров Уэсан и легли на Ost для входа в Брест. Облака, к счастью, рассеялись, взошла луна и сразу осветила островки и опасные рифы, разбросанные под французским берегом. Теперь выяснились из мрака два скалистых утеса, и между ними открылись ворота для входа на Брестский рейд. Тут пристал к нашему борту местный рыбак-бретонец, предложивший быть лоцманом. Ни наш командир, ни старший штурман в Бресте раньше не бывали, поэтому приняли предложение рыбака, и, надо отдать ему справедливость, он, ловко лавируя между рифами, смело вошел в проход между скалами и на рейде указал место для якоря у ворот Коммерческой гавани. Было за полночь, когда мы отдали якорь, а на утро, в 8 час. с поднятием флага мы салютовали французской нации 21 выстрелом.
Брест — старинная крепость Бретани и стратегическая база французского флота в Атлантическом океане — расположен на северо-западном берегу Франции. Высокие обрывистые скалы, защищающие подход с моря, точно самой природой предназначены для устройства здесь крепости и совершенно закрытого морского порта. В ущелье с узким входом расположены на обрывах скал доки, мастерские и портовые склады; извилистый природный канал между двумя скалами служит гаванью для судов, а над ними высоко перекинут железный арочный мост, соединяющий обе половины порта. Перед портом лежит обширный Брестский рейд, диаметром около 5 миль, высокими горами закрытый от океана.
На рейде стоят готовые к плаванию корабли и даже могут маневрировать целые эскадры, невидимые для неприятеля, нападающего с моря. Город расположен также на возвышенной скале, к нему от пристани ведет каменная лестница с несколькими террасами и бесконечным числом ступеней. Брест по роду своего населения имеет типичный военный характер, напоминающий отчасти наш Кронштадт; по вечерам слышится военный рожок, играющий «зарю», здесь на каждом шагу встречаются солдаты и офицеры в кепи, красных брюках и подогнутых голубых шинелях, матросы с красными помпонами на фуражках, морские офицеры в черных накидках и черных кепи с золотым галуном. Нередко попадаются окрестные крестьянки-бретонки в белых чепцах и монашенки в широкополых шляпах. Население Бретани и почти весь личный состав французского Северного флота (Escadre du Nord) хотя и примирились в настоящее время с новым республиканским режимом, но в душе они остались по-прежнему правоверными роялистами. Однажды за обедом в нашей кают-компании присутствовало несколько приглашенных морских офицеров с французской эскадры, и когда при нашем тосте за Францию и французский флот наш Маленький заиграл марсельезу, то французские офицеры остались сидеть, и один из них грустно сказал: «Прекратите эту музыку, под этот проклятый мотив коммунисты расстреливали моего родного брата в 1871 году».
В городе, за исключением крепостных гласисов, поросших старыми деревьями, зелени мало; есть пара небольших площадок для гулянья — вот и все. Здесь имеется недурной театр с порядочной труппой артистов; даются оперы, оперетки и драмы. Театр мы посещали нередко. Видали «Фауста», «Травиату», «Аиду» и модные в то время оффенбаховские оперетки: «Периколу» «M-me Angot», «Les cloches de Cornevilles» и другие. Много кафе, ресторанов и кабачков. Из городского общества мы были знакомы с семейством консула mr de Keross’a и еще с двумя семействами морских офицеров. Жена одного из них, родившаяся в России, говорила по-русски.