Пятьдесят на пятьдесят
Шрифт:
У нее заболела челюсть, и она напомнила себе о необходимости перестать скрежетать зубами.
Именно лампа, стоявшая на полу, а не на прикроватной тумбочке, заставляла ее до боли стискивать зубы. Лампа у нее всегда стояла на тумбочке.
Блок любила, чтобы все было как полагается. Что-то неуместное в комнате ощущалось как камушек, попавший в ботинок. Она задумалась о том, где бы раздобыть удлинитель для розетки в такое время суток, сказав себе, что чем-то подобным выпускает ситуацию из-под контроля. Встав с постели, прошлепала в ванную. В стаканчике рядом с умывальником лежала ночная зубная капа. Предполагалось, что она будет
Доносился тот не из дома отца Кейт, расположенного по соседству. У Луиса не было собаки. Наверное, от других соседей – молодой пары из Сан-Диего, которые ездили на «Таурусе» и парковали его слишком близко к подъездной дорожке Блок.
Сухо треснул гром.
Собака опять разразилась лаем. Звучал тот не слишком громко. Блок могла сказать, что собака находится где-то в доме. Если б на заднем дворе, лай был бы намного громче. Эти дома были построены не для того, чтобы удерживать шум внутри. Дождь хлестал по дому, как из брандспойта. Блок немного помедлила, после чего выключила свет в ванной и уже возвращалась в спальню, когда услышала что-то еще, кроме шума дождя.
Вроде как глухое постукивание – словно ветка задевала о стену.
Звук доносился откуда-то снизу.
Она перегнулась через перила и вгляделась в темноту внизу.
Прислушалась, но ничего не услышала.
Выпрямилась, поднесла капу к губам, открыла рот – и тут услышала это снова.
Это была не ветка.
Кто-то стучал в ее дверь.
Время было позднее. Настолько позднее, что вообще-то скорее раннее.
Блок быстро прошла в ванную, бросила капу в стакан и медленно спустилась по лестнице. На стене напротив перил висели две фотографии. На одной из них была запечатлена она сама – в день окончания полицейской школы, а на другой – ее мать и отец где-то на пляже. Вид у обоих был счастливый. Мать подносила к губам рожок с мороженым, а отец целовал ее в щеку. От этого поцелуя она прикрыла глаза. По морщинкам в уголках глаз было понятно, что мать была рада этому поцелую – он казался ей таким же сладким, как мороженое.
Блок продолжила спускаться по лестнице, но, проходя мимо фотографии своих матери и отца, наклонилась и подобрала молоток, который вечером, повесив это фото, оставила на лестнице.
Молоток приятно лег в руку. В идеале ей полагалось бы вернуться наверх и взять свой пистолет, прежде чем даже приближаться к входной двери. Кто бы это ни был в это время ночи, ничего доброго это наверняка не сулило.
Босиком, в одной только пижаме Блок прошлепала к входной двери. Постояла там некоторое время, прислушиваясь. Потом еще крепче сжала молоток, опустила руку с ним вдоль бока, а затем повернула ручку, сдвигающую засов. Тот щелкнул, вернувшись на свое место в двери.
Потом она осторожно толкнула дверь, опасаясь того, что может за ней увидеть.
Нащупав в кармане рукоять ножа, она вытащила его и спрятала за спиной. Покосившись вправо, убедилась, что оружие остается незаметным для того, кто сейчас окажется прямо перед ней.
Все ее чувства обострились. Она чувствовала себя единым целым со всем миром. С природой. Естественным хищником на вершине пищевой цепочки. Ее уши уловили щелчок отпираемой двери, почти неуловимый скрежет металла о металл, когда дверная задвижка отодвинулась, притянутая поворотной ручкой, а затем дверь совсем чуть-чуть приоткрылась. Темный коридор открывался перед
Дверь открылась еще шире…
Гарри стал медленно толкать дверь, держа левую руку на ручке, а правую сжав в кулак. Когда постепенно открылась улица, он увидел стоящую там фигуру. Ночь окутывала ее, как саван.
Кларенс жалобно заскулил, а потом завыл.
Цепочки, способной преградить ей путь, на двери не оказалось, и она метнулась вперед, ударив в дверь правым плечом, чем застала свою жертву врасплох. Внутри, в коридоре, было темно, но глаза у нее уже привыкли к полумраку.
Завыла собака.
Когда жертва отлетела назад, она сделала три хорошо рассчитанных, быстрых шага и вонзила нож в плоть.
Лезвие вошло чуть ниже грудной клетки. Под идеальным углом. Скользнуло под ребра, чуть отклонившись от вертикали, – кончик ножа нацелился прямо в сердце.
Кулак крепко сжал рукоять, и она провернула клинок.
В этот момент через канал посередине лезвия хлынул поток артериальной крови, которая потекла по ее руке и запястью. Она выпустила рукоять из руки и услышала глухой стук, с которым тело упало на пол. Ее жертва была мертва еще до того, как ее затылок ударился о ковер.
Она опустилась на колени и обыскала тело. Ничего. Потом побежала наверх, в спальню, достала сотовый телефон с фотографиями, порылась в ящиках и высыпала их содержимое на пол. Нашла небольшую сумму наличными, которую положила в карман. Разбила вдребезги лежащий рядом мобильник, а затем сбежала вниз по лестнице. Там низко наклонилась, подхватила безжизненное тело и протащила его дальше по коридору.
И тут увидела, как на полу что-то блеснуло.
С шеи женщины неподвижно свисала тонкая золотая цепочка. Когда она поднимала труп, то, видно, зацепилась за эту цепочку. Одно из звеньев вытянулось, цепочка порвалась и теперь наполовину лежала на полу. На вид дешевая. Пожалуй, ни один грабитель не счел бы нужным прикарманить ее. Она вышла из дома, закрыла за собой входную дверь и побежала прочь, придерживая лямки подпрыгивающего на спине рюкзака.
Когда она открыла дверь, по телу пробежал холодок ночного воздуха. А когда увидела, что находится по ту сторону, прикрыла рот рукой и в ужасе зажмурилась.
На тельце маленькой зеленой птички – одного из попугаев-квакеров – сидел большой жирный ворон, который с такой силой клевал свою жертву, что его клюв насквозь пробивал добычу, стуча о доски внизу. Большая черная птица кормилась с такой алчностью, что вся голова у нее была в какой-то бурой каше, а кровь попугая залила крыльцо.
Блок прикрикнула на ворона, и тот захлопал крыльями, взлетев на перила крыльца. Подобрав одну из немногих пустых упаковочных коробок, она оторвала от нее верх и, воспользовавшись им как совком, собрала в нее останки попугая. Потом закрыла коробку и занесла ее в дом.
Закрывая дверь, Блок увидела, что ворон уставился на нее, а потом отрывисто каркнул, возмущенный прерванным пиршеством.
Попугай был давно мертв. Но Блок не могла спокойно смотреть, как его тельце разрывают на части у ее входной двери. Утром она закопает птицу вместе с коробкой и всем остальным на заднем дворе.