Пятьдесят на пятьдесят
Шрифт:
Я не стал давить на Джимми. Просто молчал, позволяя ему самому закончить рассказ.
– В результате в этом отчете кое про что не упомянуто. Это не имело отношения к причине смерти. У Джейн Авеллино была характерная отметина на икре. След от укуса. Маленький. Примерно такого же размера, какой мог оставить ребенок.
Ярко вспыхнувший у меня в голове образ даже заставил меня крепко зажмуриться. Этот образ был словно резкий удар – болезненный, хотя и не физически. А увидел я Софию в допросной первого райотдела – кровь на губах и щеках, след от укуса на запястье… Я отогнал эту мысль, поежился и сказал себе, что это совсем другое дело –
– Господи, ты думаешь, что София или Александра укусили свою мать, отчего та упала с лестницы и сломала шею?
Лицо у Джимми потемнело.
– Упала она или ее столкнули, сказать невозможно. Судмедэксперт считает, что след от укуса появился позже.
– После того, как она уже была мертва?
– Все это тебе ничуть не поможет, поскольку Фрэнк так и не узнал, что произошло на самом деле. Через месяц после похорон он отправил обеих девочек в школу-интернат. Кто стал бы его винить? Он следил за тем, чтобы обе вне дома посещали психиатров, а те информировали Фрэнка касательно прогресса. Один из мозгоправов сказал ему, что укус мог быть реакцией на травму, вызванную обнаружением их матери в таком виде, и, возможно, попыткой разбудить ее. Короче, чем-то в этом роде, – сказал Джимми, закатив глаза.
– То есть ты так не думаешь?
– Фрэнк сказал мне, что Джейн была суровой женщиной. Жесткой со своими детьми, понимаешь? Фрэнк и сам был крепким орешком, но он любил своих дочек. Хотя с Джейн я встречался всего лишь раз. Она мне не понравилась. Холодная бездушная тетка. Фрэнк сказал мне, что она била девочек. И кусала их. Мой вот старик тоже был тяжел на руку, но я любил его и никогда не поднимал на него руку в ответ. Это же был мой папаня. Одна из этих девочек была такой же суровой и холодной, как их мать.
– Жестокое обращение способно травмировать людей. Оно разрушает жизни.
– Дело не только в этом. Это тоже болезнь. Душевная. Вот что я тебе скажу: я не знаю ни одной маленькой девочки, которая нашла бы свою мать мертвой на лестнице, а затем откусила бы от ее трупа целый кусок. Ты все еще ходишь в церковь?
Я покачал головой.
– Я вот хожу, каждое воскресенье. Я говорил об этом с отцом Лоуни. Он сказал, что у Фрэнка в доме жил демон. Одна из тех девушек была злом.
– Я не придаю большого значения тому, что думают священники, – сказал я.
Джимми подался вперед, и когда он заговорил в следующий раз, его голос так и не поднялся выше шепота. Казалось, он боится, что кто-то или что-то подслушает его.
– В прошлом я совершал поступки, от которых тебя стошнило бы. Хотя то, что произошло в доме Фрэнка, было чем-то другим. Одна из этих девчонок укусила свою мертвую мать. Это не какая-то там девчонка, у которой просто не всё в порядке с головой. Это зло в чистом виде.
Глава 27
В кабинетике для консультаций в здании суда на Сентер-стрит было холодно и неуютно. Александра, одетая в элегантный черный брючный костюм и белую шелковую блузку
Блок облачилась в темно-синий блейзер, голубую рубашку и бежевые мягкие брюки-чинос – специально для присяжных. Вид у нее был профессиональный и в то же время достаточно неформальный, чтобы не чувствовать себя скованно. Для появления в суде Кейт предложила подруге тоже надеть костюм, но та ничего не сказала в ответ, и теперь Кейт приняла этот наряд как вполне разумный компромисс.
Натянув подол юбки на колени, Кейт перечитывала заметки к своей вступительной речи перед жюри. Она готовила ее почти неделю, репетируя перед зеркалом, в итоге сократив продолжительность своего выступления с часа десяти минут до всего лишь десяти минут. В речи затрагивались все основные моменты, касающиеся доказательной базы защиты, подчеркивался принцип презумпции невиновности и закладывалась основа для осуждения Софии.
Александру и Кейт разделял старый, изрядно поцарапанный стол. Александра барабанила пальцами по столешнице. В последние недели она все больше нервничала, ее тревога росла с каждым днем. Это представлялось вполне естественным. И пока Кейт удавалось скрывать от клиентки свои собственные переживания, у Александры не возникало особых проблем.
Отложив записи в сторону, Кейт переключила внимание на свою клиентку.
– Вы всерьез напуганы, и это совершенно естественно. Бояться – это нормально. Я бы скорей стала переживать, если б вы были совершенно спокойны. Вам просто нужно пережить следующие несколько дней. Вот и всё. Помните, что я вам говорила?
Александра кивнула:
– Хорошо, я попробую.
Пальцы у нее разжались и неподвижно замерли. Она сделала глубокий вдох, и на нее сразу же снизошло нечто близкое к спокойствию.
Кейт посоветовала Александре шевелить пальцами ног, если она вдруг занервничает. И никто этого не увидит. Этому трюку Кейт научили в юридической школе. Свидетели, обвиняемые и даже адвокаты просто не могут не нервничать. Остановить это невозможно, но все-таки имелись способы справиться с волнением. Осознанное шевеление пальцами ног дает выход тревоге и беспокойству. Никто не видит, как вы это делаете, поэтому при взгляде со стороны вы совершенно спокойны и уверены в себе.
– Я приму сразу две – это поможет мне расслабиться, – сказала Александра, после чего вытряхнула себе на ладонь две таблетки из блистерной упаковки и проглотила их, запив водой. Это был довольно слабенький противотревожный препарат. Александра принимала по одной таблетке каждый день. Удвоить дозу в первый день судебного разбирательства по делу об убийстве показалось Кейт неплохой идеей.
За спиной у нее послышался стук в дверь. Блок отлепилась от стены, опустив сложенные на груди руки, после чего слегка приоткрыла дверь и выглянула наружу. Каким-то образом Кейт и Блок до сих пор удавалось избежать общения с журналистами и всякими писаками, которые вились вокруг подобных судебных дел, словно птицы-падальщики, жаждущие полакомиться свежим трупом.
– Это Драйер, – объявила Блок.
Кейт встала и последовала за ней в коридор.
– О господи, что случилось? Что-то плохое? – воскликнула ей в спину Александра. Всякого притворного спокойствия как не бывало – плечи у нее напряглись, а руки поднялись, как будто она собиралась отразить удар.