Пятьдесят оттенков серого

Джеймс Эрика Леонард

Кристиан ставит большую спортивную сумку на кресло и берется руками за концы полотенца, которое висит у него на шее. Он смотрит на меня, серые глаза непроницаемы, и, как обычно, я совершенно не представляю, о чем он думает. Он очень хорошо умеет прятать свои мысли и чувства.

— Как я сюда попала? — Мой голос тих и смиренен.

Грей подходит и садится на край кровати. Он так близко, что я могу к нему прикоснуться, чувствую его запах. О господи… запах тела и геля для душа — пьянящий коктейль, гораздо сильней, чем Маргарита,

теперь я это знаю на собственном опыте.

— Когда ты потеряла сознание, я не стал рисковать кожаной обивкой салона и отвозить тебя домой. Пришлось оставить тебя здесь, — отвечает он равнодушно.

— Кто укладывал меня в постель?

— Я. — Его лицо непроницаемо.

— Меня снова тошнило?

— Нет.

— Раздевал меня тоже ты? — Я почти шепчу.

— Тоже я. — Он выгибает бровь, а я отчаянно краснею.

— Мы не… — еле-еле выговариваю я, помертвев от ужаса. Закончить фразу у меня не получается, и я замолкаю, уставившись на свои руки.

— Анастейша, ты была в коматозном состоянии. Некрофилия — это не мое. Я предпочитаю, чтобы женщина была жива и реагировала, — поясняет он сухо.

— Мне очень стыдно.

Его губы немного приподнимаются в кривой усмешке.

— Да, весело провели время. Вечер надолго запомнится.

Мне тоже…

Но он смеется надо мной, негодяй! Он сам приехал, его никто не просил, а в результате меня назначили главным злодеем.

— Нечестно использовать всякие шпионские технологии, которые вы там у себя разрабатываете, чтобы следить за девушкой, — огрызаюсь я.

Кристиан смотрит на меня удивленно и, кажется, обиженно.

— Во-первых, отследить мобильный телефон можно по Интернету. Во-вторых, моя компания не занимается производством аппаратуры для слежки и скрытого наблюдения, и в-третьих, если бы я за тобой не приехал, ты бы проснулась в постели фотографа, а насколько я помню, ты была не в восторге от такого ухажера, — произносит он язвительно.

Ухажера!.. Кристиан Грей сердится, его серые глаза оскорбленно сверкают.

— Да ты просто рыцарь из средневековой хроники, — ехидно замечаю я.

Он немного оттаивает. Выражение лица смягчается, и на красиво очерченных губах мелькает тень улыбки.

— Нет, Анастейша, совсем не похож. Разве что на темного рыцаря. — Кристиан насмешливо улыбается. — Ты вчера ела? — строго спрашивает он.

Я мотаю головой. Какое еще преступление я совершила? Хотя его губы сжимаются, лицо остается бесстрастным.

— Обязательно надо есть. А ты пила на голодный желудок, и потому тебе было так плохо. Если честно, Анастейша, это самое первое правило, когда пьешь.

Он ерошит волосы рукой, а значит, все еще сердится.

— Ты и дальше будешь читать мне мораль?

— А это так называется?

— По-моему, да.

— Ты еще легко отделалась.

— В каком смысле?

— Если бы ты была моей, тебе бы еще неделю было больно сидеть, после того что ты вчера устроила.

Пила на голодный желудок, напилась пьяная, чуть не влипла в историю… — Грей закрывает глаза, на его красивом лице ясно проявляется отвращение, и он слегка содрогается. Затем открывает глаза и строго смотрит на меня. — Страшно подумать, что могло с тобой случиться.

Ему-то какое дело? Если бы я была его… но я не его. Хотя, возможно, в глубине души я не против. Эта мысль пробивается сквозь негодование, вызванное его высокомерием. Я краснею: мое своенравное подсознание танцует радостный танец хула-хула при одной мысли, что я могла бы быть его.

— Ничего бы со мной не случилось. Я была с Кейт.

— А как насчет фотографа? — фыркает он.

Гм… Хосе-младший. Придется сказать ему пару ласковых.

— Хосе просто занесло. — Я пожимаю плечами.

— Думаю, кто-то должен научить этого фотографа хорошим манерам, чтобы его больше не заносило.

— Какой ты строгий, — фыркаю я.

— Ах, Анастейша, ты даже не представляешь. — Глаза Кристиана сужаются, и на лицо ложится озорная ухмылка.

Улыбка Грея действует на меня совершенно обезоруживающе. Только что я злилась — и вот уже не могу отвести взгляда от его лица. Ох!.. За эту улыбку можно все простить. Наверное, потому, что он так редко улыбается. Я даже забыла, о чем мы говорили.

— Я иду в душ. Или ты первая? — Он наклоняет голову набок, по-прежнему улыбаясь. Мое сердце колотится, мозг перестал посылать импульсы нейронам, отвечающим за дыхание. Улыбка Грея становится шире, он проводит большим пальцем мне по щеке и нижней губе.

— Дыши, Анастейша, — шепчет Грей и встает. — Через пятнадцать минут подадут завтрак. Ты, наверное, голодная. — Он идет в ванную и закрывает дверь.

Я наконец-то могу выдохнуть. Почему он так дьявольски красив? Мне хочется встать и войти к нему в душ. Никогда раньше я не испытывала ничего подобного. Гормоны бушуют. Я все еще чувствую на щеке и верхней губе прикосновение его руки. По телу разливается ощущение тягостного, болезненного дискомфорта. Что со мной? Хмм… Вожделение. Вот как, оказывается, это бывает.

Я снова ложусь на пуховые подушки. «Если бы ты была моей». О господи… Чего бы я только не отдала, чтобы быть его! Кристиан Грей — единственный мужчина, который заставляет мое сердце ускоренно биться, а кровь — бежать по жилам. Хоть мне и не все в нем нравится: он очень замкнутый и противоречивый. Он то отталкивает меня, то присылает книги за четырнадцать тысяч долларов, да еще потом преследует, как будто я какая-нибудь знаменитость, а он — настырный поклонник. И при всем при том я провела ночь в его номере и чувствую себя в полной безопасности. Под его защитой. Он примчался спасать меня от выдуманной им самим опасности. Нет, он не темный, а самый настоящий белый рыцарь в сверкающих доспехах, классический романтический герой — сэр Гавейн или Ланселот.