Пятьдесят оттенков свободы
Шрифт:
— Кейт, прошу тебя, не начинай еще и ты! — огрызаюсь я.
Она сверлит меня негодующим взглядом, и на минуту мне кажется, что сейчас предстоит выслушать лекцию Кэтрин Кавана на тему: «Как не уступать похитителям». Но вместо этого она заключает меня в объятия.
— Иногда ты забываешь, для чего бог дал тебе мозги, Стил, — шепчет она и целует меня в щеку, а на глазах у нее слезы.
Кейт! Я так переживала за тебя.
— Не плачь, а то и я расклеюсь.
Она отступает назад и, смутившись, вытирает глаза, потом делает
— И более позитивная новость: мы назначили дату нашей свадьбы. Мы подумали: в следующем мае? И, само собой, я хочу, чтобы ты была замужней подругой невесты.
— Ох… Кейт… здорово. Поздравляю! — Ах ты черт… Комочек… Старшенький!
— Что такое? — спрашивает она, неправильно истолковав мое смятение.
— А… просто я так счастлива за тебя. Хорошая новость для разнообразия. — Я тепло обнимаю ее. Черт, черт, черт. Когда должен родиться Комочек? Мысленно высчитываю дату. Доктор Грин сказала, что у меня четыре или пять недель. Значит, где-то в мае? Черт.
Элиот вручает мне бокал шампанского.
Ох ты господи!
Кристиан выходит из кабинета ужасно бледный и входит вслед за своими родителями в гостиную. Глаза его расширяются, когда он видит в моей руке бокал.
— Здравствуй, Кейт, — сдержанно приветствует он ее.
— Здравствуй, Кристиан. — Она не менее сдержанна. Я вздыхаю.
— Ваше лекарство, миссис Грей. — Он окидывает взглядом бокал в моей руке.
Я прищуриваюсь. Проклятье. Я хочу выпить. Грейс улыбается и присоединяется ко мне на кухне, по пути взяв у Элиота бокал.
— Глоточек можно, — шепчет она, заговорщически подмигнув мне, и поднимает свой бокал, чтобы чокнуться со мной. Кристиан сверлит нас обеих грозным взглядом, пока Элиот не отвлекает его новостями с последнего матча между «маринерами» и «рейнджерами».
Каррик подходит к нам, обнимает нас обеих, и Грейс целует его в щеку, после чего подсаживается к Миа на диван.
— Как он? — шепотом спрашиваю я у Каррика, когда мы с ним стоим в кухне и наблюдаем за семейной идиллией на диване. Я с удивлением замечаю, что Миа с Итаном держатся за руки.
— Потрясен, — так же шепотом отвечает Каррик, брови нахмурены, лицо серьезное. — Он так много помнит о своей жизни с биологической матерью; много такого, чего бы ему лучше не помнить. Но это… — Он замолкает. — Надеюсь, мы помогли. Я рад, что он позвонил нам. Он сказал, это ты ему посоветовала. — Взгляд Каррика смягчается. Я пожимаю плечами и делаю поспешный глоток шампанского.
— Ты так замечательно ему подходишь. Он больше никого не слушает.
Я хмурюсь. Сомневаюсь, что это так. Непрошеный призрак миссис Робинсон угрожающей тенью маячит у меня в голове. Я знаю, Кристиан говорил и с Грейс. Я слышала. И снова я испытываю минутную досаду, пытаясь вспомнить их разговор в больнице, но он по-прежнему ускользает от меня.
— Иди присядь, Ана. Ты выглядишь усталой. Уверен, ты не ожидала всех
— Это так здорово — всех увидеть.
Улыбаюсь, потому что это действительно здорово. Я, единственный ребенок, вышла замуж в большую и общительную семью, и мне это нравится. Я устраиваюсь рядом с Кристианом.
— Один глоток, — шипит он и забирает бокал из моей руки.
— Слушаюсь, сэр. — Я хлопаю ресницами, полностью обезоруживая его. Он обнимает меня за плечи и возвращается к разговору о бейсболе с Элиотом и Итаном.
— Мои родители считают тебя святой, — бормочет Кристиан, стаскивая с себя футболку.
Я лежу, уютно свернувшись в кровати, и смотрю какое-то музыкальное представление по телевизору.
— Хорошо, что ты так не думаешь, — фыркаю я.
— Ну, не знаю. — Он стягивает джинсы.
— Они заполнили для тебя пробелы?
— Некоторые. Я жил с Кольерами два месяца, пока мама с папой ждали, когда будут готовы документы. Они уже получили разрешение на усыновление из-за Элиота, но закон требовал подождать, чтобы убедиться, что у меня нет живых родственников, которые хотят забрать меня.
— И что ты чувствуешь в связи с этим? — шепчу я.
Он хмурится.
— Ты имеешь в виду, что у меня нет родственников? Да и черт с ними. Если они такие, как моя мамаша-наркоманка… — Он с отвращением качает головой.
Ох, Кристиан! Ты был ребенком, и ты любил свою маму.
Он надевает пижаму, забирается в постель и мягко привлекает меня в свои объятия.
— Я кое-что начинаю вспоминать. Помню еду. Миссис Кольер умела готовить. И, по крайней мере, мы теперь знаем, почему этот подонок так зациклился на моей семье. — Он свободной рукой приглаживает волосы. — Черт! — неожиданно восклицает Кристиан и удивленно смотрит на меня.
— Что?
— Теперь до меня дошло! — Глаза его полны понимания.
— Что?
— Птенчик. Миссис Кольер называла меня Птенчиком.
Я хмурюсь.
— И что до тебя дошло?
— Записка, — говорит он, глядя на меня. — Записка о выкупе, которую этот подонок оставил. В ней было что-то вроде: «Ты знаешь, кто я? Ибо я знаю, кто ты, Птенчик».
Мне это ни о чем не говорит.
— Это из детской книжки. Бог ты мой. У Кольеров она была. Она называлась… «Ты моя мама?» Черт. — Глаза Кристиана расширяются. — Мне нравилась та книжка.
Ой. Я знаю эту книжку. Мое сердце екает: Пятьдесят Оттенков!
— Миссис Кольер, бывало, читала ее мне.
Я просто не знаю, что сказать.
— О боже. Он знал… этот подонок знал.
— Ты расскажешь полиции?
— Да, расскажу. Кто знает, что Кларк сделает с этой информацией. — Кристиан качает головой, словно пытаясь прояснить мысли. — В любом случае спасибо за этот вечер.
Ну и ну! Вот так новость.
— За что?
— За то, что в один момент собрала всю мою семью.