Пятерка Мечей

Солнцева Наталья

За Анной Наумовной время от времени кто-нибудь ухаживал. То разведенный сосед, то руководитель народного хора, то солист художественной самодеятельности, то кто-то из коллег. Она относилась к подобным проявлениям внимания со стороны сильного пола шутя. Подарки и комплименты охотно принимала, могла сходить с жаждущим ее общества мужчиной в гости, на выставку или на прогулку, а все остальное…непринужденно отвергала. Причем делала это так тонко, искренне, с таким великолепным юмором, что претенденты на руку и сердце даже не могли на нее обидеться!

Была ли Анна Наумовна озабочена своей

внешностью? Трудно сказать. Она достигла тридцати лет и перестала стариться. Именно так! Среднего роста, с чуть полноватой фигурой, ровными ногами и красивой осанкой, она выглядела довольно привлекательно. Волосы у нее были неопределенного русо-пепельного цвета, глаза большие, губы пухлые и красиво очерченные, кисти рук изящные. Все это складывалось в милый и утонченный образ, который скрывал под собою вулкан самых невероятных чувств и желаний.

У Аннушки были две слабости – еда и одежда. Она обожала все вкусненькое: тропические фрукты, копченую рыбку, икорку, балычок, колбаску салями, маринованные грибочки, орешки, шоколад, тортики и пирожные. Из напитков она предпочитала дорогие коньяки, шампанское и хорошие сухие вина.

В одежде Анна Наумовна была еще переборчивее. Ей нравились короткие юбки, элегантные блузки, модные и дорогие костюмы типа «шанель», кожаная модельная обувь на каблуке, и многое другое, столь же изысканное. Естественно, что такая манера одеваться требовала немалых затрат. Духи тоже должны были быть самые лучшие, французские, с пряным и роскошным ароматом.

Кроме вышеописанных пристрастий, госпожа Левитина имела несколько незыблемых жизненных принципов. Один из них относился к деньгам: в этом щекотливом деле нельзя полагаться ни на кого, кроме себя. Второй принцип касался мужчин. Достойный спутник жизни или даже любовник должен быть интересен как личность, иметь чисто мужские качества, такие как отвагу, честь, безрассудную преданность и умение быть нежным в интимные моменты. Здесь никакие компромиссы были неуместны. Стандарты не снижались ни при каких условиях.

Третий жизненный принцип состоял в том, чтобы уметь наслаждаться жизнью, каждое ее проявление превращать в праздник. А это невозможно без полной свободы, – от чьих-либо мнений, выдуманных кем-то правил, собственных ограничений и страха быть не понятой в обществе. Самое почтенное и уважаемое общество для Анны Наумовны была она сама.

Еще один принцип заключался в следующем: не устанавливать никаких границ своим возможностям в чем бы то ни было.

Следовать всем этим установкам было непросто, но госпоже Левитиной удавалось. То, что она все еще продолжала ходить на работу, говорило только о том, что она использовала отдел культуры как ширму, скрывающую ее настоящий род занятий.

Этот холодный поздний вечер обещал быть не совсем обычным. Анна Наумовна ждала гостя, – молодого мужчину. Он опаздывал. Госпоже Левитиной это не нравилось. Неуважительно отношение было одним из самых неприемлемых недостатков в мужчине.

– Может быть, попал в пробку на дороге? Или…

Странно. Она могла видеть многое, касающееся других, но собственная судьба оставалась для нее за плотным непроницаемым занавесом. В этом она чувствовала себя равной с другими людьми. Поэтому она так

хорошо их понимала.

Звонок телефона вернул Анну Наумовну к действительности.

– Простите ради Бога, – виновато говорил молодой человек, которого она ждала. – Тут такой затор на дороге! Я уже жалею, что не воспользовался старым добрым метрополитеном. Максимум через полчаса буду у вас. С повинной!

– Повинную голову меч не сечет! – засмеялась Анна Наумовна.

Как ему нравился ее тихий грудной смех, низкий и хрипловатый. Божественная женщина!

Молодого человека звали Юрий, ему было двадцать девять лет, и он был владельцем нескольких фирм. Две остались в наследство от деда, который всю жизнь посвятил сколачиванию капитала.

– Салаховы никому не кланялись и кланяться не будут! В жизни нужно быть хозяином, а не гостем или «приживалом» каким-нибудь! Купеческая кровь не пропадет! Она за себя постоять умеет!

Эти фразы были визитной карточкой деда, – Платона Ивановича Салахова, – прямого потомка богатейших русских купцов.

«Купеческая кровь» сказывалась и в Юрии. Недаром он был любимым внуком своего дедушки.

Глава 5

– Вы знаете, – этот поэтический стиль кажется знакомым, потому что примерно так писали Тютчев, Жуковский, Фет, Баратынский и другие поэты прошлого века.

– Девятнадцатого! – уточнил Пономарев.

– Ну, да! Вы правы, – улыбнулась женщина-эксперт.

Она была третьим литературоведом, к которому обратился Артем, пытаясь установить автора стихов, оставленных убийцей.

– Но вы не можете сказать, кто это написал?

– Точно не могу. Однако, компьютерный анализ никаких дополнительных данных не дал. Значит, ни одному из широко известных поэтов эти стихи не принадлежат.

– А могли они быть написаны сейчас?

Женщина задумалась, пожала плечами.

– Почему бы и нет?

После литературоведа Артем отправился в общежитие, где проживали студенты, однокурсники Авроры Городецкой. Разговор с ними тоже ничего существенного не дал. Аврора была девушка красивая, но гордая и отнюдь не легкомысленная. Да и цену себе знала, – с кем попало дружбы не водила и с сомнительными личностями не встречалась.

Утром Пономарев просмотрел заключение судебного медика: причиной смерти Авроры послужило проникающее ранение в висок острым предметом, наподобие тонкой спицы или длинной иглы. Произошло это поздно вечером. То есть, когда Варвара обнаружила труп, девушка уже была мертва приблизительно восемь-девять часов. Как убийца попал в квартиру? То ли она сама его впустила, то ли, – что маловероятно, – у него были ключи.

Все было так же, как и в случае с Вероникой Лебедевой. Кроме стихов.

Артем переговорил со столькими людьми, что у него голова шла кругом. А результата никакого! Он решил еще раз съездить на Васильевский остров, в дом, где жила Городецкая, опросить соседей. Их, конечно, уже посещали сотрудники милиции, но…чем черт не шутит?

Мягкие, крупные хлопья снега падали на ветки деревьев, на красные гроздья рябины, на мокрые тротуары. У подъезда, куда направлялся Пономарев, под навесом стоял мальчик, смотрел, как идет снег.