Пятеро на леднике
Шрифт:
— Это надо, понимаешь, Андрей, потому что они гордые люди, сами не попросят… — поспешно выговорил Кирилл, с отчаянием чувствуя, что говорит не то и робеет, как на экзамене, под пристальным и насмешливым взглядом Андрея.
— Дебаты окончены. Мы должны лететь, — сухо отрезал Андрей. — А с твоими гордыми мужиками я поговорю сам.
Андрей повернулся и скачущей походкой зашагал к вертолету, но Кирилл пошел за ним…
Пусто-один и Арсений поднялись навстречу Андрею, поспешно бросив сигареты. Они выжидательно улыбались. Арсений был чисто выбрит и выглядел даже несколько торжественно, а Пусто-один держал кепку
— Так вот, товарищи, насчет работы… — быстро произнес Андрей, глядя мимо них. — Взять я вас не могу. Отряд укомплектован.
Пусто-один и Арсений, все еще продолжая улыбаться, переглянулись. Арсений пожал плечами и высокомерно сказал:
— А это как вам будет угодно! Ради бога!
— Мы не претендуем, — добавил Пусто-один и надел, нахлобучил шапку. — У нас не горит.
Они с видом полного равнодушия, независимой походочкой отошли в сторону и снова присели на корточки, достали сигареты…
— Андрей, нельзя же так! — шепотом, чуть не плача, сказал Кирилл. — Может быть, мы их потом возьмем? Можно ведь пообещать…
— Эх, старик! — усмехнулся Андрей и похлопал Кирилла по плечу. — Сказал бы я тебе… В общем-то, я этих забулдыг знаю. Их никто не возьмет, поверь. Ты бы взял, конечно. Но ты пока не начальник отряда. А когда станешь начальником, то тоже не возьмешь. Давай залезай в вертолет.
Кирилл подошел к Арсению и Пусто-одному.
— До свидания, товарищи, — сказал он тихо, не глядя на них.
Пусто-один и Арсений, разом выпучив глаза, вместе взяли под козырек, да так и замерли…
— Счастливо вам, — сказал Кирилл тихо.
— Того же и вам по тому же месту! — выпалил Пусто-один.
Кирилл пошел к вертолету, обернулся… Они стояли, держа руки у висков и глядя ему вслед. Пусто-один подмигнул своим единственным черным глазом и свободной рукой почесал бок…
…Когда вертолет взлетел, Кирилл прижался лицом к круглому окошечку… Зелено-бурый прямоугольник аэродрома быстро уходил вниз, влево, и стремительно уменьшался… Пусто-один и Арсений не смотрели вслед вертолету, они медленно побрели к навесу. Сильный ветер, поднятый винтом, ударял им в спину, подталкивал, точно гнал их с летного поля.
ЛИЧНЫЙ СМЫСЛ БЫТИЯ
Рассказ
— Я чувствую себя прекрасно, пока у меня есть деньги на текущем счету, — сказал мне Леня Комков.
Текущим счетом он называет три сотни рублей на сберегательной книжке.
— Разумеется, я их презираю, — добавил он и внушительно поглядел мне в лицо немигающими ореховыми глазами. — Презираю как представитель рабочего класса.
Обладатель «текущего счета» облачен в короткое сивое пальто, его модно подстриженную голову украшает высокая шляпа с короткими и загнутыми полями. Лицо смугло и печально. Слегка сутулясь, он идет рядом шаркающей походкой прожигателя жизни.
Леня любит философствовать, особенно в сумерках, когда в серых домиках слободки загораются таинственные окна. Внизу за садами черно-лиловую воду Волги дробят огни пароходов, берег пропадает во мгле. Где-то далеко в небесной неоглядности ожили, шевелятся звезды, мерцают неразгаданные миры. В сумерках хочется говорить о тайнах, о жизни, само небо полно загадок.
— Что я есть? Зачем продолжаю существовать? — вопрошает Леня. — Извини за
Я чувствую, сейчас последует неожиданный зигзаг в Лениной биографии. Только что же таится за этой внезапностью? Душевная широта, любопытство, авантюризм? И под любой зигзаг Комков подведет философию!
— Ты заметь, кстати… — внушает он мне многозначительно. — Многие решающие личности истории и даже герои не имели высшего, допустим, образования! И попали в историю не через парадные двери! А сбоку, снизу, с черного хода! Поехал я в Камское Устье, где жил мой приятель. Там формируют плоты. Меня устроили помощником мастера транзитного сплава на плот, — тридцать тысяч кубометров. Я должен был с бригадой спустить эти тридцать тысяч до самого Ростова.
Ленька явно привирает насчет помощника мастера. Но на плоту он плавал, это точно.
— Ну, поплыли. Ты знаешь, что такое тридцать тысяч кубометров леса? Сплошное золото! Ведь на берегах деревни, а в деревне мужичок, и лес ему вот так нужен. Мужичок рыщет на моторной лодке, вылавливает бревна. И вдруг плывет не одно бревно, а полмиллиона! Получается такая картина. Слышим мы: тук-тук-тук, шпарит к нам моторка.
«Здравствуйте вам!»
«Ну, здравствуйте!»
«Плывете, значит?» — спрашивает мужичок.
«Плывем, выходит», — отвечаем.
«Издалека?»
«Да не близко».
«Экая махина. Управляетесь?»
«Управляемся».
«Рыбки не желаете?»
«Почем?»
«Что за разговор! Берите так. Чай, на Волге живем!»
Достает мужичок из лодки лещей да щук целый кукан. «Берите, по Волге без рыбы плыть смех один».
«Спасибо, добрый человек».
«Н-да…. Экая махина лесу. И все связано?»
«Связано».
«Развязать можно?»
«А почему ж нельзя?»
«Мучение одно без лесу».
«Еще бы!»
Слово за слово — находим общее решение. Под вечер — тук-тук-тук, пошла лодка обратно, за собой хвост тащит.
Леня щелкает зажигалкой, подносит фиолетовый огонек к сигарете, я вижу его мечтательные глаза.
— А то подплыла раз бакенщица, знаменитая в тех местах баба. Здоровая тетка, красивая. У этой в лодке под брезентом уже бутылки заготовлены, холодненькие — в воде. Тут разговор еще короче — тук-тук-тук, отплывает женщина с маленькой связочкой. В карманах у нас позванивает, а на душе у меня неладно, будто меду объелся. Руководил всеми данными операциями крепкий дядя, мастер Ипат Устинович, из заволжских староверов, по прозвищу Пломба. Плывем мы дружно и согласованно. Приплываем в порт назначения, сдаем плот досрочно. Нам выплачивают премиальные, начинаем гулять. На другой день — тук-тук-тук, является красный околыш. Проверочка, расследование. Преступление и наказание. Ипат Пломба говорит мне: